Дмитрий Ахметшин - Туда, где седой монгол

Или это сам Тенгри?

Да нет… мужчина совершенно не похож на вызывающего трепет Бога, один глаз которого смотрит в день, а другой — в ночь.

Наран перевёл взгляд обратно на Уголька. Тот, вяло работая челюстями, дожевывал клок его халата и смотрел на хозяина. Во взгляде его читалось осуждение.

— Мы не видели их из-за тумана, — Наран ткнул вверх. — Только посмотри, какие они огромные! И кони у них, наверное, такие же. На таких конях одним прыжком они могут перепрыгнуть с одного конца света на другой, а Великое море для них не глубже лужицы.

Большой монгол затряс головой. Видно, музыка не до конца удавалась.

Уголёк фыркнул и сердцах топнул копытом. И вдруг начал расти. Раздвинул грудью ветки, одно копыто внезапно стало размером с маленького телёнка. Наран пукнул и, на карачках, не разбирая дороги, ломанулся через заросли. Затылок вспыхнул болью, оглаживаемый еловыми лапами, носки сапог зарывались в мокрую землю, а гриб неуклюже повалился на бок, растеряв свой моховый халат.

Когда он обернулся, отбежав, в сущности, всего за две ёлки, одно копыто Уголька было размером с хорошую юрту, и напоминало выступающую из земли скалу. Большой монгол вскочил со своего камня, уронил варган. Рот его так и остался раззявленным, глаза раскрылись широко и превратились в два бледных озера. Уголёк показал ему зубы, мотнул головой, и начал укорачиваться обратно, пока не достиг прежней величины.

Наран уже поднялся на ноги. Он хохотал, похлопывая себя по бёдрам.

— Ай да конь! Не зря я тебя купил. Слава твоему прежнему хозяину, ещё раз слава. Он хороший торговец. Умный конь, который может становиться гигантским так же легко, как я могу встать с колен. А ты посмотри-ка на того старика. Я думал, что это сам Тенгри. Это-то Тенгри? Смотри, какое выражение у него на лице. Смотри, как дрожат руки. Да такими руками можно орлов сбивать в полёте, а они дрожат…

Наран не сразу осознал, что изменилось в нём самом. Лицо ныло, как всегда после проявления эмоций, требующих от лицевых мышц какой-то особенной работы. В пустой глазнице свербело. Но эти ощущения для него обычные, а было кое-что ещё: руки с ногами стали какими-то лёгкими, кровь застыла в венах, а потом будто бы начала течь в другую сторону.

Наран замахал руками и схватился за шею лошади. Они росли вместе, и земля осталась где-то внизу, ёлки превратились в ростки папоротника, а вокруг встали новые деревья, по-настоящему огромные, вокруг каждого ствола которого ещё пять минут назад можно было путешествовать годами. Наран, не в силах опустить веки, считал проплывающие сверху вниз, словно заходящие на посадку птицы, завязки на халате старика-монгола. Третья… четвёртая, пятая…седьмая… а вот шея, дрожащий подбородок и лицо с побелевшими глазами. Седые волосы.

— Кто ты такой? Демон!

Монгол потянулся за луком. Дрожащими руками попытался наложить тетиву, но у него не получалось.

Наран надул щёки, пытаясь справится с тошнотой. Когда немного отпустило, сказал:

— Я не демон, добрый человек. Не нужно тыкать в меня своими стрелами.

С удовлетворением отметил, что голос у него почти не дрожит.

— Тогда кто же ты? И как ты и твой конь появились здесь, распоров и выпотрошив мой покой? Теперь мне придётся провести долгие ночи, запихивая его кишки обратно и зашивая живот. Долгие ночи без сна…

Наблюдая, как трясётся его голова, Наран сказал:

— Я скиталец степи, которого в шатрах привечают только по законам гостеприимства, а не потому, что я кому-нибудь хоть сколь-нибудь симпатичен. Я проделал долгий путь до этих гор, чтобы найти местных шаманов. Я искал здесь людей, но никого не нашёл. И воспользовался эээ… волшебным хвостом своего волшебного коня, чтобы в один миг очутиться перед тобой.

Говорить, что раньше он скитался по этим горам муравьиными шагами, Нарану не хотелось.

Старик неуютно потёр ладони.

— Твой конь действительно хорош. Я так и подумал, когда он очутился передо мной, чтобы разведать, куда перенесёт он своего хозяина: «Какой хороший конь…»

Наран крутил головой. Гора, на которой сидел старик, оказалась побелевшим от времени и наполовину гнилым бревном, через которое уже пробивались молодые деревца. Запах хвои ещё оставался где-то в лёгких Нарана, и сейчас его замещал промозглый запах мокрой листвы.

«Вот он, — лес, — подумал Наран. — Жалко, что ты, дружище, этого не видишь. Но ничего. Мне будет, чем дополнить твою песню, когда вернусь…»

Над головой голые ветви рисовали поверх неба узоры. Не слишком высоко, да и не так густо стояли деревья, но, по мнению Нарана, этого достаточно, чтобы назвать всё это, всё вокруг, лесом. Деревьев было больше трёх и даже больше пяти.