Елизавета Абаринова-Кожухова - Надежда

— Васька, не притворяйся, я знаю, что ты не спишь. Вставайте, граф, вас ждут великие дела!

Василий открыл глаза — прямо над ним стоял улыбающийся Солнышко. Из одежды на нем были только стоптанные шлепанцы, зато в руке он сжимал огромный кухонный нож. Дубов невольно попятился по дивану.

— Да это я картошку чистил, — заметив Васин испуг, беззаботно расхохотался Солнышко и, положив нож на тумбочку, присел на краешек дивана.

— Солнышко, а ты совсем не изменился, — задумчиво произнес Василий.

— А что, это плохо?

— Это просто замечательно!

— А ты изменился, — посерьезнел Солнышко. — Может быть, ты теперь вообще совсем другой человек…

— Может, и другой, — улыбнулся Василий, — но для тебя я тот же самый.

— Правда? — Солнышко прилег на диван и, подняв одеяло, прижался к Василию. — Васенька, мы же с тобой столько лет не виделись, а ты словно как и не родной. Давай разговаривать, болтать, трепаться обо всякой всячине!

— Давай, — охотно согласился Дубов. Ему и впрямь хотелось о многом поговорить с Солнышком и о многом его расспросить, и прежде всего о том, действительно ли это «тот свет». Но начать Василий решил с более «приземленных» вопросов:

— Так ты что, прямо здесь и живешь?

— Да ну что ты, — засмеялся Солнышко. — Тут у меня студия, мы ее на пару с еще одним марателем холстов снимаем. А я живу неподалеку, отсюда три квартала. Кстати, супруга у меня — инопланетянка!

— Правда? И с какой планеты? — спросил Вася совершенно серьезно, решив, что, наверное, «тот свет» один общий для разных планет и галактик.

— А ты и поверил? — залился смехом Солнышко. — Да нет, она просто иностранка. Из Японии. А ребятишки у нас прелесть. Двое. Мальчик и девочка. Да что я рассказываю — скоро сам их всех увидишь!.. Ну, хватит валяться, соня ты эдакая, а то картошка вся выкипит. Живо умываться и на кухню!

То, что Солнышко называл кухней, оказалось маленькой комнатушкой, заставленной неоконченными шедеврами живописи и заваленной кистями, мольбертами и прочим художественным инвентарем; газовая плита, кухонный стол и две колченогие табуретки, казалось, с огромным трудом отвоевали себе пространство среди этого первозданного творческого хаоса. Пока Солнышко суетился у плиты над кастрюлей, из которой валил пар свежесваренной картошки вперемешку с чесноком, укропом и еще какими-то вкусно пахнущими травками, Василий не без труда втиснулся за стол и, отодвинув на окне самодельные пестрые занавесочки, осмотрел окрестности.

Судя по березовым веткам, слегка покачивающимся у самого окна, студия находилась где-то на втором или третьем этаже. Прямо под березой на скамейке мирно беседовали две пожилые женщины, а чуть поодаль, под скромным дощатым навесом, стояли несколько велосипедов. Дальше двор незаметно переходил в огороды, а что было еще дальше, разглядеть не удалось из-за густой бело-зеленой стены молодых березок. Словом, это могла быть и сельская местность, и окраина города, но города или села наших, земных, а не…

— А собственно, кто сказал, что «тот свет» должен отличаться от «этого»? — вслух подумал Василий.

— Эй, Васька, что ты там бубнишь себе под нос, — прикрикнул Солнышко, который, несмотря на тесноту, ловко управлялся с кастрюлями и тарелками. — Давай лопай, да не зевай, а потом я тебе город покажу.

— Какой город? — спросил Дубов, принимаясь за картошку. — Вот вкуснятина! Когда ты научился так стряпать?

— Да пустяки, — махнул рукой Солнышко, хотя Васина похвала пришлась ему по душе. — А город… — Солнышко наконец-то влез за стол напротив Васи, положил себе пару картофелин и заговорил скучным «экскурсоводским» голосом: — Дорогие гости, сейчас вы увидите главные достопримечательности нашей столицы: тысячелетний Колизей, прославленный Биг-Бен, а также Эйфелевскую башню, которая все падает, да не может упасть. А те из вас, кто после всего этого еще будет способен держаться на ногах, смогут совершить восхождение на священную вершину Фудзиямы…

— Так мы что, в Париже? — прожевав картофелину, как бы наивно спросил Дубов, вспомнив известную поговорку «Увидеть Париж и умереть». Хотя в его случае вроде бы выходило с точностью «до наоборота».

— В Кислоярске мы, в Кислоярске! — радостно закричал Солнышко, радуясь, что сумел еще раз обмануть Васю.

И тут Василий сдался. Он понял одно — что он ничего не понимает: где он оказался, на том свете или этом; с кем он оказался, с Солнышком или с кем-то, подделавшимся под Солнышко; в каком городе — Кислоярске, Париже, Кислоярске «того света» либо где-то еще. Василий решил до поры до времени вынести все эти вопросы «за скобки», принять все происходящее за данность, расслабиться и получить удовольствие. «В конце-то концов, сам виноват, — подумал Дубов. — Никто ж меня за язык не дергал, когда я просил кристалл показать Солнышко…»