Елизавета Абаринова-Кожухова - Надежда

— Возможно, что как раз имеет, — сказал Серапионыч. — Дело в том, что приблизительно в это же время я находился в Доме Культуры в компании профессора Кунгурцева и нескольких наших общих знакомых. И вот в какой-то миг со всеми ними произошло нечто очень похожее. К примеру, для Ивана Покровского, тогда еще просто Вани, мир сжался в точку, а потом перед глазами поплыли какие-то прекрасные видения. Ну ладно, юный поэт мог и преувеличить, и нафантазировать, но вот как передала свои ощущения человек науки, историк Хелена: иду по дороге, дорога раздваивается, а я продолжаю идти сразу по обеим. Профессор Кунгурцев и Толя Веревкин тоже что-то ощутили, хотя особо не распространялись. И заметьте, Наденька — никакого Каширского поблизости не было. И наконец, подобно вам, я не испытал никаких странных ощущений. С чего бы это?

— А вы как думаете? — ушла Надя от прямого ответа. Хотя Серапионыч почувствовал, что он у Чаликовой уже есть. Или вот-вот появится.

— Отчего — не знаю, — пожал плечами доктор. — Но одна закономерность прослеживается: что-то странное ощутили люди «того» времени, а мы, то есть вы, я и Васятка — нет. Ах да, кстати! Совсем забыл — когда я днем звонил нашему связному Солнышку, то он тоже начал рассказывать, будто бы на мгновение испытал раздвоение сознания, или что-то вроде этого, да я не дослушал — в кабинку стучали… А знаете что, Наденька, давайте-ка заглянем в дневник.

— В какой дневник?

— В мой. У меня это давно вошло в привычку — вечером записываю, что происходило днем. Здорово помогает привести мысли в порядок.

Серапионыч отворил комод, где, кроме прочего хлама, находилось множество общих тетрадей в картонных и коленкоровых обложках, и довольно быстро отыскал нужную.

Перевернув несколько листков, уже слегка пожелтевших, и найдя искомую дату, доктор зачитал:

— «Вчера я не делал записей, так как задержался на работе за бутылочкой спирта и книжкой советской фантастики и там же заночевал. Вынужден сознаться себе, что эти две субстанции в гремучей смеси мне явно противопоказаны — в ночных кошмарах мне явились какие-то инопланетяне, да еще путешествующие во времени, причем один из них принял мой облик. Если это начало белой горячки, то довольно редкая разновидность. А утром, проснувшись у себя в кабинете лицом в салате, я обнаружил на столе служебный бланк, на котором был записан рецепт некоей смеси, куда входил целый ряд компонентов, имеющихся в любой домашней аптечке. Поскольку записка была сделана моим почерком, то вывод мог быть один — ее написал я, находясь в алкогольном беспамятстве. Едва ли этому следует удивляться — прецедент уже есть, и имя ему Дмитрий Иваныч Менделеев. Общеизвестно, что именно он путем научных экспериментов пришел к выводу, будто оптимальная крепкость водки должна составлять 40 градусов. И вот как раз после одного такого эксперимента он и увидел во сне свою знаменитую периодическую таблицу — и это тоже общеизвестный факт».

— Вообще-то я читала и о водке, и о «периодическом» сне, — заметила Надя, — но впервые слышу, что второе проистекает из первого.

— Да-да, позднее я узнал, что «водочные» исследования Дмитрий Иваныч проводил уже после открытия «Таблицы Менделеева», — закивал Серапионыч, — но в тот раз мне нужно было объяснить необъяснимое, и такое объяснение меня вполне удовлетворило. — Доктор поправил пенсне и продолжил: — «Днем, сбежав из морга домой (мог ли я о таком помыслить при незабвенном Юрии Владимирыче Андропове?), я засел на кухне за приготовление этого снадобья, и первые же результаты оказались просто удивительными: едва я, как было указано в рецепте, растворил в кружке чая пол чайной ложечки конечного продукта и принял внутрь, у меня сразу исчез похмельный синдром, а в голове возникло приятное кружение вроде легкого ветерка. Думаю, для усиления положительного воздействия можно будет внести в рецепт небольшие коррективы: вместо йода добавить зеленку и поменять местами фракции ацетилсателиновой кислоты и фенолфталеина…» Ну, дальше идет фармацевтическая терминология. Так-так-так, вот: «Работа оказалась ненадолго прервана: около половины второго заявился телемастер проверять проводку к коллективной антенне. Очень своеобразный типаж, похож на иностранца. Говорил с явным немецким акцентом и вставлял всякие иностранные словечки. Чтобы не отрываться от работы, я отправил его в комнату к телевизору, а сам вернулся к своим медикаментам. Вскоре заслышался грохот, и я уж решил, что мастер опрокинул этажерку, она так неудачно стоит, что я и сам вечно на нее натыкаюсь. Надо бы один раз собраться с духом и ее переставить. Но тут телемастер заглянул на кухню и сказал, что с проводкой все в порядке, а шум был от того, что он уронил отвертку. Проводив мастера, я быстро завершил приготовление снадобья и тут же употребил его, как было написано в рецепте, растворив в жидкости, то есть в чае. Затем я вернулся на работу, и очень удачно — как раз подвезли пару покойников, и у меня могли бы возникнуть служебные неприятности, если бы я в тот момент отсутствовал по неуважительным причинам. С работы, не заходя домой, я отправился в наш Дом культуры на встречу с ленинградским профессором историко-археологических наук Кунгурцевым, которая затянулась до позднего вечера. Свои впечатления от этой интереснейшей лекции я запишу завтра, а теперь отправлюсь на боковую». Вот, собственно, и все.