Джордж Мартин: Пир стервятников

– Утонувший Бог сам решит, кому сидеть на Морском Троне. Стань на колени, чтобы я мог благословить тебя. – Лорд Мерлин повиновался, и Эйерон, откупорив свой мех, полил соленой водой ему на лысину. – Бог, утонувший за нас, возроди раба своего Мелдреда из моря. Благослови его солью, благослови его камнем, благослови его сталью. – Вода, стекая по толстым щекам Мерлина, намочила его бороду и мантию на лисьем меху. – То, что мертво, умереть не может – оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде. – Лорд встал, и Эйерон сказал ему: – Останься и послушай, чтобы передать слово божье другим.

Мокроголовый взошел на гранитный валун, о который разбивались волны, чтобы все его ученики могли видеть и слышать его.

– Из моря мы вышли и в море вернемся, – начал он в сотый раз. – Штормовой Бог в гневе своем низверг Бейлона со скал, и теперь он пирует в подводных чертогах. – Жрец воздел руки к небу. – Железный король умер, но он вернется! Ибо то, что мертво, умереть не может, но восстает вновь, сильнее и крепче прежнего!

– Король восстанет! – хором отозвались утопленники.

– Он восстанет, ибо должен восстать. Но кто он? – Эйерон помолчал, но ответили ему только волны. – Кто будет нашим королем?

Морские палицы застучали одна о другую.

– Мокроголовый! – вскричали утопленники. – Эйерон наш король!

Жрец покачал головой.

– Если отец дает одному сыну топор, а другому невод, кого он предназначает в воины?

– Топор для воина, – ответил Рас, – невод для рыбака.

– Верно. Бог увлек меня глубоко под воду и утопил никчемного бездельника, которым я был. Вернув меня назад, он дал мне глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, и голос, чтобы нести его слово людям. Он сделал меня своим пророком, дабы я учил истине тех, кто забыл ее. Я не создан для того, чтобы сидеть на Морском Троне... как не создан и Эурон Вороний Глаз. Я слышал бога, и он говорит: «Не будет нечестивец сидеть на моем троне!»

Мерлин скрестил руки на груди.

– Кто же тогда? Аша? Или Виктарион? Скажи нам, жрец!

– Утонувший Бог скажет вам кто, но не здесь. – Эйерон протянул палец к жирному белому лицу Мерлина. – Вопрошайте не меня и не законы людские – вопрошайте море. Подними паруса, милорд, опусти весла на воду и отправляйся на Старый Вик вместе с другими капитанами и лордами. Не на Пайк, чтобы склониться перед нечестивым, и не на Харло, чтобы строить козни вместе с женщиной. Правь к Старому Пайку, где стоят чертоги Серого Короля. Именем Утонувшего Бога велю вам: покиньте ваши дома, покиньте хижины и замки и придите на холм Нагги, чтобы собрать там вече!

– Вече? – изумился Мерлин. – Его не созывали уже...

– Слишком долго! – гневно выкрикнул Эйерон. – Но на заре времен Железные Люди всегда прибегали к нему, останавливая свой выбор на самом достойном. Пора нам вернуться к старому закону – он, и только он, вернет нам былую славу. На вече в свое время избрали Урраса Железную Ногу и увенчали его короной из плавника. И Сайласа Плосконосого, и Харрага Седого, и Старого Кракена. Король, избранный на этот раз, завершит дело, начатое Бейлоном, и отвоюет нашу свободу. Повторяю вам: плывите не на Пайк и не на Харло, но на Старый Вик. Ступайте к Нагге, к чертогам Серого Короля. Там, в этом священном месте, когда луна утонет и вновь возродится из моря, изберем мы себе достойного, благочестивого короля. – Жрец снова воздел высоко свои костлявые руки. – Внемлите волнам! Внемлите голосу бога! Он говорит нам: «Да не будет у вас короля, кроме избранного!»

Утопленники взревели и застучали палицами.

– Вече! Вече! – кричали они. – Да не будет короля, кроме избранного! – Они подняли такой шум, что Вороний Глаз, не иначе, слышал его на Пайке, а злобный Штормовой Бог – в своих облачных чертогах. И Эйерон Мокроголовый знал, что поступил правильно.

– Красные апельсины давно перезрели, – устало заметил принц, когда капитан вывез его на террасу, и больше не проронил ни слова.

Насчет апельсинов он верно сказал. Несколько штук упало и лопнуло на бледно-розовом мраморе. Их острый сладкий запах наполнял ноздри Хотаха при каждом вдохе. Принц, без сомнения, тоже чувствует этот запах, сидя поддеревьями в кресле, которое сделал для него мейстер Калеотт, – подушки на сиденье набиты гусиным пухом, колеса из черного дерева окованы железом.

Тишина – слышно только, как плещутся дети в прудах и фонтанах. Потом на террасу шлепнулся еще один плод, и капитан услышал издалека, как чьи-то сапоги, ступая по мрамору, приближаются к ним. Обара – он узнал ее походку, ее широкие, торопливые, гневные шаги. Ее конь, должно быть, весь в мыле, и бока у него окровавлены от ее шпор. Она ездит только на жеребцах и будто бы хвасталась, что способна укротить любого коня в Дорне... как и любого мужчину. Капитан слышал также другие шаги, мягкие и шаркающие, – это мейстер Калеотт поспешал за Обарой.