Алан Фостер - Пожиратели света и тьмы. По Мыслящим Королевствам. Триумф душ

Наше деревце опять выжило. Буря подняла под облака огромное количество влаги, которая долго извергалась из туч ливнями, так что воды в почве оказалось в избытке, и следующее жаркое сухое лето пришлось очень кстати.

На родине деревца в ту пору еще лежали снега, а здесь, в теплом климате, деревце начало приспосабливаться. Вопреки всем трудностям корни ожили, крепко ухватились за грунт — и весной по стволу вновь побежали соки. На сохранившихся ветвях уцелели личинки; они тоже возродились, обернулись жуками. Наконец пришелец оделся негустой, но нарядной листвой. Пищи здесь, в краю жаркого солнца, было хоть отбавляй!

Казалось, все складывалось удачно для несчастного существа, пережившего страшную бурю. Нашлись на новой родине и насекомые, отыскавшие приют в его ветвях. Деревце начало на глазах вытягиваться, крупнеть. Через несколько лет оно уже крепко утвердилось на новом месте, утолщило ствол, вскинуло вершину. Ветки густо пошли вширь, и теперь под его тенистой сенью было прохладно даже в самый знойный полдень. Привыкло оно и к началу дождей, которые лили месяцами, и к нашествию засухи, на долгое время сменявшей дожди. Наконец дерево добралось корнями до подземного водоносного горизонта, и никакая засуха ему уже была не страшна. Удачный выдался год — теперь дерево могло расти, как ему вздумается, и вверх и вширь.

Шли годы, и через несколько лет, а может, десятков лет или даже сотен, наше дерево превратилось в чудесного зеленого великана, неожиданно вставшего на посту в чуждой ему округе. Крона была так велика и густа, что в ней роились теперь большие поселения всяких насекомых. Даже несколько человек не смогли бы, взявшись за руки, обхватить ствол. Кора наросла таким слоем, что не было червя, способного одолеть ее и проникнуть в сладкую древесную плоть. Птицы тучами вились над деревом в период сезонных перелетов — наверное, приносили привет с родины, но кто может подтвердить, что дерево с радостью выслушивало рассказы о прежних краях? Тем не менее слушало оно терпеливо, сосредоточенно, давало приют всякой птахе, решившей передохнуть на его ветвях. Разумные существа с топорами в руках обошли дерево стороной. Они часто бывали здесь, отдыхали в тени, радовались нежданной прохладе.

Нежданной потому, что дерево стояло одно-одинешенько. Не только поблизости, но и насколько хватало глаз вокруг лежала безлесная пологая местность. Не было у дерева ни соседей, ни потомства. Не было кустов, которые прикрыли бы репицу, не было цветов, которые могли бы распускаться в тени кустов.

Единственное на всю округу, каждый год наше дерево одевалось листвой, давало цвет и испытывало томление. Верило, что наступит срок — и цветы обернутся семенем. Те упадут на землю, и скоро вокруг поднимутся побеги. Но чудо обходило дерево стороной.

Вот и в этом году удача, казалось, вновь отвернулась. Уже на исходе цветения подошли к дереву трое — довольно странная компания. У дерева не было глаз, но оно корой ощущало и воспринимало мир. Внимало сотрясению почвы, шевелению ветвей, листьями слушало, о чем судачат ветры. Так что оно могло точно указать, когда эти трое приблизились к нему, где остановились, в каком месте решили устроить привал.

Двое из путников тут же сели на выступавшие над землей могучие корни, прислонились спинами к стволу. Дерево осторожно поддержало их, пошевелило нижними ветвями и навеяло прохладу. Подобные посетители были редки, оттого дерево отнеслось к ним с душой и интересом. Позже оно с благодарностью вспоминало о том дне.

Вспоминало потому, что готовилось к смерти. Не по причине древности, хотя лета его уже исчислялись столетиями, а то и более длительными отрезками времени. Несмотря на такой почтенный возраст, оно было вполне здорово и не могло пожаловаться на недостаток соков в могучем теле. И корни его еще цепко держались за приютившую почву; земля обильно кормила их минеральными солями, поила влагой. Ни в чем дерево не знало отказа. Живи хоть две жизни, хоть три. Оно умирало от тоски. Не было у него детишек, внучат и прочей буйной поросли, хотя оно ежегодно удобряло округу осыпавшейся в срок листвой. Пусть бы какое-нибудь залетное семечко приземлилось на эту жирную колыбель — оно бы взрастило его, защитило бы от невзгод.

Дерево умирало тихо, без стонов и скрипов, которые порой позволяют себе старые деревья на пороге смерти, и не испытывая сожалений. Что поделаешь, вон оно как вышло… У деревьев вообще нет обычая жаловаться на горестную судьбу.