Илья Новак - Битва Деревьев

— Матери не помню, — сказал Эльхант, кладя руку под голову. Вторая его рука лежала на затылке Ланы, пальцы перебирали ее волосы. Их одежда сохла, развешенная на табуретах и столе. Септанта лежал на спине, уставившись в потолок, амазонка — на боку, щекой на его плече.

— Помню только что-то большое и светлое. Волосы почти белые. Она умерла, когда мне восемь было. Через год после изгнания.

— А отец? — спросила Лана.

— Альвар… он строгий был. Но такой… рассеянный. Что-то велит сделать, а после забудет. Серьезный. Думал всегда о чем-то своем.

— Как он погиб? Если не хочешь — не говори.

— Нет, я могу. Он орков лечил и заразился от них.

— Орков? — Она с удивлением приподняла голову, разглядывая его лицо в профиль.

— Детенышей, да. Появились филиды и друиды, отрядом. Пришли за Альваром, чтоб убить его. Или, может, чтоб пленить и в Корневище привести. Думаю, их оллам послал. Но они ж Гравийской пустоши не знают совсем. Между Баркентинами и Горой Мира прошли, потом через Кору, мимо руин как-то проскользнули… и в пустоши на стаю орков сразу наткнулись. Не воинов, а пастухов. Хотя орки — они все воины, если нужда… Они на сынов омелы и наскочили ночью, те прям возле их становища лагерем стали, не заметили даже. Друидов два было, да пятеро филидов. Орки их порезали, прежде чем те сообразили, что к чему, только один песнь боли успел затянуть… Взрослым оркам ничего, а детенышей несколько, которые с ними пришли, — тех свалило. Друиду рот заткнули, чтоб не пел, и к дереву прибили. Утром два детеныша до нас добрались, до нашего дома, — стонут, плачут, все в язвах, волдырях. Альвар их вылечил и пошел к становищу. Нашел друида, уже едва живого, с дерева снял. Тот ему рассказал, откуда они взялись, потом помер. Отец тогда к оркам. Остальные детеныши у ручья лежали, подыхали уже. Он их вылечил. Но зараза на него перешла.

— Так он нарочно, что ли?..

— Да. Не знаю. Может, иначе она не сходила, только если на себя взять? А он думал — сдюжит, вылечится. Не вылечился. Я его похоронил. Когда он умирал, совсем страшный был. Навроде мракобестии, зомби. Кожа слезала, волдыри вместо глаз… — Эльхант пошевелился, вытянул ноги, глядя в потолок. Светляки струились над балками, соскальзывали по связкам трав, впитывались в дерево, исчезали и возникали вновь. Снаружи бормотал Кучек — уже долго, без остановки, нараспев говорил что-то невнятное.

— А Драэлнор? — спросила Лана. — Я так и не поняла, ты и вправду в Корневище хотел попасть, чтобы…

Эльхант, помолчав, сказал:

— Сам не знаю. Драэлнор нас часто навещал. Они с Альваром говорили помногу, запершись… Я тогда уже с агачами ходил, то к Гроану, то к Кайза-Мору…

Вдруг появился Лучшая Песня и передал, что отец умирает. Я вернулся. И Альвар перед самой смертью сказал: старца слушайся. Он мудрый. А еще велел Брислана бояться. Мол, захочет сыну отомстить, раз отец от него ускользнул. Потом уже, много времени прошло, Драэлнор предложил за Гору Мира идти. Рассказал про паутину: вроде есть ходы, другим неведомые, они, как норы, по всему миру деревьев. И начало их — в Корневище, в колодце. Сказал, идем туда, мне помощник нужен. Как да что — на месте решим. Главное, чтоб ты шум поднял там, как попадешь в Рощу, отвлек их, а иначе друиды заметят меня, даже когда я песней буду. И я согласился помочь. Может, хотел Брислана убить… не знаю. Теперь не важно это все.

Бормотание голема и струящийся у балок тусклый свет убаюкивали. Септанта перевернулся на бок, лицом к Лане. Они молчали, лежа с закрытыми глазами, ощущая присутствие друг друга совсем рядом.

— А меч твой? — прошептала амазонка, обнимая Эльханта и прижимаясь к нему теснее. — Ни у кого больше таких не видела.

— Меч из руин, — пояснил агач. Теперь его губы касались ее лба, дыхание щекотало кожу, и говорил он совсем тихо: — Кэлгор орки оттуда как-то притащили и Альвару подарили, а он мне оставил. Он зеленокожих и раньше лечил иногда. Драться меня слепец выучил.

— Слепец? Абиатский слепец?

— Да. Старый совсем. Не знаю, как в Гравийскую пустошь попал. Слепой, дрожащий, почти не говорил — только сипел да хрипел… но биться умел так, что на игрищах с ним ни один кедр сладить не мог. Орки его боялись почему-то — убегали, ежели он просто мимо проходил. Он, как клинок пощупал, так и прошептал: кэлгор это. Ими раньше со скребунами сражались, давно когда-то. Кто такие эти скребуны — мы-то не знали, а он, может, видел их в пещерах под Белым болотом. Слепец мне и сапоги эти пошил. В Огненном Пределе больше сандалии носят… И драться он обучал, много лет… Да не просто драться, показывал, как двигаться надо, чтоб даже с закрытыми глазами биться. Он мог вниз головой на дерево залезть. Цеплялся за него руками-ногами — и вверх, да быстро очень. И еще говорил: вы привыкли по плоскости.