Илья Новак - Битва Деревьев

Кучек молча сидел позади. Эльхант, прижатый к спинке сиденья, несколько раз выглядывал из-за колпака — сквозь покрытое трещинами стекло почти ничего не было видно. Когда агач посмотрел в очередной раз, облака клубились уже прямо перед ним: бушевала метель снежных хлопьев, длинный белый клок изгибался на ветру, поворачивался, а дальше в узком просвете темнело нечто, висящее в дюжине дюжин шагов над облачным слоем.

Септанта дернул рычаг, в трубе взвыло, летун качнулся, затрещал. Взрезав крылом пуховую массу, оставляя за собой полосу мятущихся хлопьев, он пронесся вдоль облачной стены, будто у отвесного склона заснеженной горы, и начал крениться назад, поворачиваясь брюхом к небу. Ощутив, что сейчас выпадет, агач навалился на подкову. Сзади заворочался, заскрипел голем. Холодный ветер свистел, все вокруг клокотало. Гудение струи ненадолго смолкло, а потом она выстрелила с хриплым воем, швырнув машину вверх.

Они вырвались из холодного зимнего дня в новый, неистовый свет, и сверкающая ширь наднебесья распахнулась, впустив их в себя. Летун вознесся над облаками. Агач зажмурился, почти ослепленный. Седло под ним качнулось и выровнялось. Он раскрыл глаза. Теперь облака были внизу — золотой свет океаном лучей падал на них, выбивая струи белого, завивая их спиралями и кольцами.

Скалы, огромные горы, пологие холмы, долины и ущелья — и все это сверкало на солнце, все это двигалось, весь ландшафт медленно полз в одну сторону в потоке ветра. Слева над остальными возвышенностями выступал далеко в чистые голубые небеса исполинский отрог из мягкого пуха, будто снежный утес, — он кренился и вскоре должен был обрушиться всем своим несуществующим весом на долины и холмы под собой.

И рядом, бросая вниз округлую тень, что скользила, трепеща краями, по облачным перекатам, висел остров из земли и камня. От вида чего-то столь огромного и наверняка невероятно тяжелого, свободно парящего в воздухе, у Септанты закружилась голова.

Летун поднимался. Недолгое время агач видел «дно» острова: камни, массивы спрессованной глины, клочья болтающихся на ветру корней — странный перевернутый пейзаж, — а затем машина оказалась выше громады. Ярко-желтый песок, сочная зелень, крыши построек, купола, шпили дворцов, оранжевые лодочки, стоящие на расчищенных квадратах земли или висящие над нею, большой ковчег в виде половинки капли, опускающийся у середины острова, и там, в самом центре, — пирамида, возвышающаяся над всем… Но выше ее была радуга: сияющая золотая дуга, раскинувшаяся от одного края острова до другого. Вокруг извивались призрачные лучи.

Этот мир был горяч и сух, весь он переливался золотым солнечным светом, исходил жаркой дымкой, струился, плавился в небесном огне.

Ветер гнал по пустыне маленькие злые смерчи. Стоя рядом с Кучеком, Эльхант ладонью прикрыл глаза от солнца. Песок, очень мелкий и необычайно желтый, сиял; пустыня казалась сплошной спекшейся поверхностью, твердой, а не сыпучей. Агач шагнул вперед, чтобы фигура голема не мешала обзору. Справа кромка острова тянулась прямо, а слева загибалась огромной дугой. Впереди, за пустыней, искаженные маревом, виднелись кроны деревьев — бледно-зеленые куполообразные медузы на коричневых столбах, подрагивающие, шевелящие мохнатыми ветвями-отростками. Еще дальше, едва различимые, маячили крыши и шпили; почти прозрачный силуэт пирамиды высился над все этим. Небо сияло бирюзой — ни единого облака, все они остались внизу, лишь бесконечное пространство чистейшего светлого эфира, сквозь которое летел мир, а в невообразимой вышине плыл, тихо звеня, шар солнца.

Скользнув взглядом по зарывшемуся носом летуну, Эльхант повернулся и встал на краю земли. Тонкая струйка песка сбегала между камнями, сеясь в прозрачный воздух, изгибалась на ветру и пропадала. Океан облаков стелился под островом. Нижняя часть полого изгибалась к центру; корни, выползшие между камнями и глиной — которая теперь тоже превратилась в камень, скрепив глыбы, — давно высохли и напоминали мочала. Они дергались, извивались в потоках воздуха, будто умирающие в судорогах змеи с лоскутьями отставшей чешуи.

Ветер дул ровно и сильно. Эльхант вернулся к летуну, присел рядом. Крыло почти отвалилось, колпак побелел, трещина пересекала корпус над емкостью. Но газ все еще наполнял ее, и машина взлетела бы, если бы Кучек не держался за рулевую дугу.

— Пирамида… — начал Септанта, и тут раздалось знакомое потрескивание. Паутина во лбу голема разгорелась сиренево-желтым, в узорах проступило лицо.