Маргарита Полякова - Острова капитана Блада (СИ)

Блин, триста лет прошло, а практически ничего не изменилось. Негры все так же не любят работать, предпочитая петь и танцевать, только в моем мире белые им за это еще и пособия платят.

Мне не хотелось становиться таким овощем, который прекрасно чувствует себя в неволе. Я так и не смирился со своим рабским положением, и постоянно думал, как бы мне сдернуть с Барбадоса. Ну и Джереми с собой прихватить, конечно. Я даже возобновил тренировки, качая руки, ноги, пресс и отрабатывая удары. Если подвернется возможность побега, следует быть готовым. Благо, и питался я теперь нормально. То, что недодавал полковник, возмещали любовницы и многочисленные пациенты. Я даже не чурался брать еду с собой, ибо раб слишком зависит от хозяина, который может решить ограничить его в еде.

Я еще немного постоял, раздумывая о разговоре с Арабеллой и наслаждаясь видом. Поверхность огромной Карлайлской бухты блестела под лучами солнца, а над кораблями, отдыхавшими у набережной, с пронзительными криками носились чайки. Был бы я художником, нарисовал бы эту красоту. Но даже осознание окружающего великолепия не могло прогнать главную мысль, засевшую в моей голове — как бы ни был красив Барбадос, для меня он все равно тюрьма. И я просто обязан из нее вырваться!

Хотя мне, конечно, еще грех жаловаться. Моим соратникам по несчастью повезло куда меньше. С самого раннего утра и до того момента, как солнце начнет садиться, они вкалывали на сахарных плантациях. А чтобы им жизнь медом не казалась, их еще и надсмотрщики кнутами подгоняли. Я периодически рисковал встречаться с Джереми, врачуя его раны, так что мне было с чем сравнить мое положение. Кстати, нужно отдать должное Питту, он не злился из-за того, что я лучше устроился. Напротив. Джереми искренне радовался, что хотя бы я смог избежать невыносимо тяжелой работы.

Выданная заключенным одежда уже начала превращаться в лохмотья, но если верить старожилам, для полковника это вовсе не являлось поводом выдать новую. Вот еще! Рабов баловать. Когда уж совсем носить нечего станет, тогда да. Пусть прикроют срам. А пока им следует отрабатывать свою стоимость и содержание!

По крайней мере, на грязь Джереми не жаловался. Воды было вдоволь, и пленники могли принимать душ. Кормежка, правда, была так себе. День на день не попадал. Но тут уж следовало винить не Бишопа, а охрану, которая норовила увести самые вкусные куски, а то и просто поиздеваться над заключенными, заставляя их есть прокисшую на жаре еду.

Одно из таких издевательств закончилось масштабным заболеванием заключенных и двумя смертями. Пришлось мне вмешаться, чтобы жертв не стало больше. С позволения полковника, разумеется. Он же не мог позволить себе потерять имущество из-за такой ерунды!

Рабы возмущались, но терпели. Слишком уж ярко стояли перед глазами примеры тех, кто лез на рожон. Один, слишком бурно отстаивавший свои права, был запорот насмерть в назидание другим, а другого поймали при попытке бежать, после чего он был выпорот и получил на лоб клеймо «БК». Чтобы все окружающие знали, что перед ними беглый каторжник. Парню повезло, что он помер и не успел насладиться своим новым обликом.

Понятно, что после такого урока всех заключенных охватила тоскливая безнадежность. Даже наиболее строптивые личности быстро присмирели. Не скажу, что враз стали покорными, но не лезли на рожон. Словом, полковник добился ровно того, чего и хотел — послушания и порядка в своих владениях.

При всем при этом Бишоп действительно считался не самым плохим и не самым злобным плантатором. Пусть и из эгоистичных побуждений, но он хоть как-то заботился о своей собственности. А тот же Крэбстон был просто садистом. Ему нравилось издеваться над рабами и унижать их. Он упивался властью и безнаказанностью.

Как же мне чертовски повезло с моей медицинской практикой! Благодаря ей, я был избавлен не только от невыносимо тяжелого труда, но и от унизительных наказаний. Даже Бишоп, не отличавшийся ангельским характером, обращался со мной вполне приемлемо. Без грубостей и срывов плохого настроения. Как же вовремя мне подвернулся губернатор с его подагрой и губернаторша с мигренью!

Стид во всем потакал своей жене, а потому я стал довольно частым посетителем их поместья. Мое общество развлекало губернаторшу, а под ее дудку плясал весь дом. Впрочем, такое положение дел было не только в семействе Стидов. Как ни странно, но при всем том, что женщина не имела особых прав и вроде как зависела от представителей сильного пола, большинство богатых мужчин Бриджтауна были явными подкаблучниками