Константин Асмолов - ФЭНТЕЗИ-2003

Он стиснул зубы и попытался представить себе потное, искаженное злобной гримасой лицо младшего жреца Дагона. После Дагона его учили ненависти многие служители Дома Орихалка, но толстого послушника, первый раз показавшего ему боль и ужас крысиного подвала, Ори запомнил навсегда. Вот если бы он сидел сейчас рядом с клеткой, там, куда падает страшная угловатая тень караулящего врагов звероногого… Если бы можно было разорвать ремень, стягивающий запястья, незаметно просунуть руки сквозь прутья клетки и сомкнуть пальцы на жирном горле Дагона… Быстро, не давая ему опомниться, надавить на жилку, про которую рассказывал как-то мастер Кешер, — если сделать это четко и правильно, человек обмирает и перестает брыкаться. И давить, давить, пока под пальцами не хрустнет сломанный кадык, а мерзкие маслянистые глаза с поволокой не выкатятся из орбит…

Ори так глубоко погрузился в свои грезы, что не сразу почувствовал — рукам стало свободнее. Ладони закололо миллионами маленьких иголочек, подушечки пальцев, раздувшиеся от прилившей крови, жгло как огнем. Не веря своей удаче, мальчик попробовал вытащить из кожаной петли правую руку. Ремень пока не поддавался, но хватка его ощутимо ослабла.

Ну-ка, мысленно прикрикнул на себя Ори, неужели у тебя не хватит сил на какую-то паршивую кожаную ленточку? Представь, что ремень сделан из крысиной кожи — из кожи голохвостой, противной крысы, которую тебе ничего не стоило превратить в кашу из крови, костей и шерсти. Достаточно слегка напрячься, почувствовать ненависть, и ты свободен… Давай, давай, глупый, никчемный мальчишка, неужели годы страданий в Доме Орихалка потрачены зря?..

Словно гусиным пером пощекотали ему голову изнутри. Ори не удержался и чихнул — так громко, что стоявший в десяти шагах звероногий уставился на него недобрым, подозрительным взглядом и глухо заворчал. Чих, впрочем, оказался очень кстати, заглушив треск лопнувшего кожаного ремня. Свободен, холодея от сознания собственного могущества, подумал Ори, свободен! Мертвая кожа оказалась так же уязвима перед даром Водана, как и живая плоть. Значит, не устоять и прутьям клетки — он выберется на свободу! Он спасет хозяина!..

Если еще не поздно.

Мысль была холодная, неприятная, словно выброшенная приливом дохлая рыба, но избавиться от нее Ори не мог. На мгновение мальчик испытал леденящую уверенность в том, что хозяин погиб и он остался в одиночестве на жутком, полном врагов острове. Рано или поздно ему, возможно, удастся отомстить за мастера Кешера, перебив весь пленивший их отряд, но что тогда? Возвращаться на берег, сидеть на камне и смотреть на закрывающую горизонт водяную стену?..

Руки потихоньку оживали. Иголочки кололи уже не так остро, пальцы шевелились без особого напряжения. Ори осторожно, чтобы не привлекать внимания караульного, ослабил веревку, спутывавшую лодыжки, и едва удержался, чтобы не застонать от боли, когда затекшие ноги наконец распрямились. Тело ломило, как после хорошей порки, — в таком состоянии казалось немыслимым даже пробовать подняться. Но богатый опыт мальчика подсказывал, что через полчаса-час на боль можно будет уже не обращать внимания — она никуда не уйдет, но станет вполне терпимой. Серебряный шар Лилит стоял в зените, а значит, до рассвета оставалось еще часов пять — достаточно для того, чтобы отлежаться и восстановить силы. Главное — не заснуть, думал Ори, упираясь спиной в жесткие прутья клетки, главное — не заснуть. Уходить надо, когда свет Лилит потускнеет, а Ианна еще не выберется из-за гор…

Он все-таки заснул, потому что горы вдруг вздыбились перед ним, подобно вставшему на задние лапы дракону, и два красных огня, мерцавших на далеких уступах, превратились в огромные, налитые кровью глаза Подземного Змея. Водан поднялся во весь свой исполинский рост, и расплавленное серебро Лилит закипело на его переливающейся зеркальной чешуе. Взгляд его багровых, подернутых сетью пульсирующих сосудов глаз остановился на мальчике и пронзил того раскаленной иглой. Игла вошла Ори в грудь и устремилась к сердцу, прожигая кости и плоть. За что, хотел крикнуть Ори, но губы онемели, словно скованные лютым морозом, и крик прозвучал только в его сознании. За что, Змей, я же посвящен тебе, я твой раб, я ничем не провинился перед тобой… Сожги лучше тех, кто поднял руку на моего хозяина, сожги их всех! Боль за грудиной все усиливалась, но Водан и не думал отводить свой огненный взгляд. Ори показалось, что сердце стало биться медленнее. Больно, о боги, как же вытерпеть такое… Даже Дагон не умел причинять такую чудовищную боль! И почему, почему онемели губы?