Сесилия Дарт-Торнтон - Битва вечной ночи

Когда тусклое солнце окончательно спряталось за дымами на западе, Тахгил нашла под выступом скалы устланный мягким пеплом плоский камень, с одного бока похожий на обломки корабля, а с другого на три сломанные лютни, и уснула.

Утром из трещины вырвался сноп ослепительного газового пламени. Его отсветы позолотили нежные грани зеленовато-желтых кристаллов, что росли вокруг края кратера кущами диковинных остроугольных цветов. Отразились серебристыми бликами на осколках черного обсидиана и гранатовыми — на красных глыбах гематита. Из крошечных отверстий в колоннах и зубцах скал поднимались тонкие струйки пара. Пробудившись от жажды, что всю ночь терзала ее сны видениями прохладных и чистых озер Мирриенора или насквозь пропитанных влагой долин Лаллиллира, Тахгил оперлась о сломанные лютни, выпрямилась и двинулась дальше.

Поток лавы вел ее через скопление бурлящих омутов, в глубине которых, вспучивая яркий разноцветный осадок, рождались огромные пузыри. Медленно поднимаясь к поверхности, они с громким хлопком лопались — точь-в-точь овсянка на огне. Брызги, а точнее — довольно увесистые порции грязи летели во все стороны, как краски с кисти художника: ярко-синие, жгуче-желтые и насыщенно-алые.

Среди всей этой кричащей пестроты внимание девушки привлекла прозрачная заводь, на первый взгляд наполненная кристально чистой водой. Изнывая от жажды, Тахгил подобралась к самому краю — но пока стояла там в нерешительности, под ногами вдруг что-то зарокотало. Заводь вскипела, заходила ходуном. Девушка бросилась прочь, ища, куда бы спрятаться. И вовремя — к небесам взметнулся столб кипящей воды. Гейзер становился все выше, поднимался до самых облаков. А вокруг сыпался мелкий, но невыносимо горячий дождь.

Когда извержение окончилось, Тахгил вернулась на дорогу. Острые зубчики и чешуйки, что выстилали застывшую поверхность, вконец порвали и без того прохудившиеся подошвы ее башмаков. Поток лавы свернул вправо, впереди поднимались круглые иссиня-серые пепельные дюны. Чтобы поберечь остатки обуви, Тахгил сошла с дороги и принялась карабкаться наверх.

При каждом шаге из-под ног вздымался ворох летучей золы. Утопая по щиколотку в серых хлопьях, девушка медленно брела вверх по склону. Внизу сквозь дымку испарений ярко отполированным щитом блестело озеро жидкой лавы. На глади дюн переливались и дрожали миражи — заманчивые ручьи и озера. Когда солнце огромным отцветшим одуванчиком повисло над самой головой Тахгил, девушка села с подветренной стороны скалы, похожей на пляшущего шестиголового медведя. Лицо ее испещряли разводы смешанных с потом грязи и пепла, волосы слиплись и засалились, спадали тусклыми прядями.

Когда тьма наконец затушила чадящую и оплывшую свечу солнца, Тахгил была все на том же месте, лежала, свернувшись калачиком, на осыпающейся золе. Жаркий ветер выдувал угольки и хлопья пепла из стен, что торчали меж дюн. Столь правильной формы были эти высокие тонкие и длинные дамбы из черного камня, что казалось, их сложили руки человека.

От жажды и истощения девушка впала в забытье. Ее осаждали сны и галлюцинации. Торн на всем скаку выехал из пронизанного дождем леса, с его мокрых волос летели жемчужные брызги. Груагахи, с которых ручьем лилась вода, протягивали ей полные кувшины. У ног вдруг возникла прозрачная заводь, ровную гладь которой нарушали лишь яркие блики солнца и россыпи яблоневых лепестков. Над холодным мраморным бассейном звенел фонтан. Какое-то новое взъерошенное видение, словно сотканное из лунного света, приподняло девушку и поднесло к ее растрескавшимся губам чашу с зеленым дождем, пахнущим мятной свежестью. Тахгил судорожно отпила глоток а потом, кашляя, задыхаясь, выхватила миску и принялась жадно хлебать воду.

— Полегче, госпожа! — сказало лунное видение.

— Еще! Еще!

О, только бы это оказалось не наваждением!

У губ страждущей снова оказалась полная до краев чаша. Тахгил в мгновение ока осушила ее и опять попросила еще. Чаша вновь вернулась к ней, наполненная из фляги, которую держало второе видение.

— Лебедица без устали рыскала по небу все эти два дня и две ночи, — меланхолически заметил Тулли, закрывая флягу.

— Пусть же древо радости щедро одарит вас троих своими плодами, — слабо откликнулась Тахгил, крепко держа зеленую чашу — половинку скорлупы какого-то орешка размером с ее кулак.

Тахгил лежала, прислонившись к плечу Тигнакомайре — сейчас найгель принял человечий облик. Насквозь пропыленные волосы девушки спутанными прядями падали ей на лицо. Вокруг, в ночи, все так же плавали и скользили дымы и испарения Таптартарата. Спутники Тахгил ждали, не обмениваясь друг с другом ни единым словом — молчание столь же естественно для их колдовской природы, как и поэзия. С терпением вечности они сидели здесь, покуда измученное тело девушки насыщалось влагой.