Олег Будилов - Далекие острова. Трилогия (СИ)

Я нехотя встал, поправил ранец и вышел на середину двора.

Моряки построились. Офицеры вышли вперед.

— Смирно! Старший офицер!

Морина подтянулась.

Чеканя шаг, Бад подошел ко мне и отдал честь.

— Господин супер-лейтенант-моринер, седьмая десантная морина к маршу готова!

Золотые нашивки были сняты, флаг из пурпурного превратился в голубой, гвардейской морины больше не существовало. Завтра в эту казарму войдет другие моряки и другие офицеры.

— Здравствуйте, моряки! — крикнул я.

— Здравствуйте, господин супер-лейтенант-моринер.

Они старались проговорить приветствие, как можно быстрее и получилось, что-то вроде, «суп-лейт-нер».

— Сегодня мы уходим в поход! Вы увидите далекие земли и почувствуете вкус победы! Многие из вас получат награды и прославят свои имена! Я рассчитываю на вас! С нами океан!

— Ура! — рявкнул строй.

— Лейтенант-моринер Бад, командуйте.

Бад отошел в сторону, чтобы оказаться впереди марширующей колоны и крикнул:

— Морина! За мной, шагом марш!

Шеренга дрогнула, смялась, первый взвод замешкался, но выправился и морина, гремя по брусчатке сапогами, потекла из ворот на улицу.

Последними выезжал обоз из двух тяжело нагруженных, затянутых брезентом штатных подвод и артиллерийские лохматые тяжеловозы, с навьюченной пушкой и снарядными ящиками. В состав десантной морины входило полевое 37-мм орудие системы Бора. При транспортировке его разбирали и перевозили на лошадях, а при высадке десанта, на спинах матросов.

Суперинтендант Кос задержался, огляделся, словно проверяя, не забыли ли чего-нибудь, подошел ко мне и сказал:

— Ну, вот и все.

Из ворот мы вышли вместе.

Морина растянулась по узкой улице. Закинув карабин за спину, я шел замыкающим, глядя под ноги, чтобы не попасть в кучи, которые оставляли за собой лошади.

Стояла удивительная тишина. Горожане еще крепко спали в своих мирных постелях, не думая о пище насущной и о семейных неурядицах. Раннее утро время самых сладких снов.

Морина стекла по улице вниз и вышла на проспект. Я ускорил шаг и, обогнав колонну, поравнялся с Бадом. Он сверкнул на меня глазами и улыбнулся.

— Хорошо идем, — весело сказал он.

У большинства десантников настроение было приподнятое. Я видел, что люди улыбаются, тихо переговариваются, разглядывают витрины магазинов или просто глазеют по сторонам. Мы вышли в поход. В такие моменты кажется, что мир выглядит иначе. Все чувства обостряются. Ты смотришь на давно знакомые вещи и видишь их совсем по-другому. Я не знаю, как это объяснить, но так бывает.

Я вспомнил другие морины, усталые, запыленные люди, многие в бинтах, едва переставляющие ноги в разбитых сапогах. Они могли смотреть только в землю и думать о том, чтобы не упасть от усталости.

— Смотри, — Бад тронул меня за рукав, — это не твои, там?

Я поднял глаза от брусчатки и увидел Эн. Она стояла в тени каштанов, держа на руках сонную Аду. Тэм стоял рядом и отчаянно тер глаза.

Я оставил колонну и побежал к ним. Тэм заметил меня и бросился на встречу, Эн принялась тормошить Аду. Дочка проснулась, недовольно засопела, хотела заплакать, но вместо этого улыбнулась и потянулась ко мне. Мы стояли обнявшись, а морина проходила мимо. Я слышал шелест шагов за спиной. Эн поцеловала меня в щеку, прижалась ко мне всем телом, и тихо прошептала в самое ухо, — мы сделаем, как ты хочешь, чемоданы уже собраны, сегодня мы уедем.

Я крепко сжимал ее в объятьях и задыхался, а она шептала одно и то же:

— Все будет хорошо, все будет хорошо.

Ее волосы лезли мне в нос и в рот.

— Люблю тебя, — сказал я, с трудом оторвался и побежал.

Карабин колотил меня по спине.

Морина ушла далеко, но на бегу, я два раза оборачивался и махал им рукой. Эн опустила дочку на землю, они стояли рядом и махали мне вслед.

С проспекта мы свернули на Артиллерийскую улицу и стали спускаться к морю. По мере удаления от центра, город менялся. Роскошные новые здания сменились доходными домами. Здесь уже не было лепнины на фасадах, исчезли клумбы и фонтаны и припаркованные автомобили. Кое где попадались фиакры с дремлющим на облучке ямщиком.

Морина пересекла круглую Предпортовую площадь, в центре которой был маленький сквер с четырьмя старыми запыленными тополями. На скамейке спал бездомный. Услышав нас, он открыл глаза, но только зябко подтянул к подбородку полинявшую грязную куртку.

На улице Портовых рабочих дома стали еще ниже, двухэтажные, деревянные или каменные, с облупившейся штукатуркой, выкрашенные преимущественно в коричневый или грязно зеленый цвет. На редких балконах сушилось белье. Из низеньких, темных подворотен несло запахом мочи и жаренного лука. Здесь уже не спали. Грузчики и рабочие завтракали и спешили на первую смену. Несколько малышей лет по шесть-семь, увязались за нами, смешно размахивая руками, пытаясь подражать походке десантников.