Олег Будилов - Далекие острова. Трилогия (СИ)

Этот вариант мне показался наиболее разумным. Предугадать причину бунта невозможно. Жизнь вдали от цивилизации меняет людей. На «Диком острове» могло произойти все, что угодно.

Напротив, слова «гарнизон» я поставил жирный знак вопроса и написал внизу «продовольствие», а напротив слова «флот» поставил сразу три восклицательных знака.

В дверь постучали. Пришел Бад.

Он сел на стул, снял фуражку и вытер платком вспотевший лоб.

— Жарко. Кажется, ты предлагал коньяк?

— Открывай, — я передал ему бутылку.

Бад сходил в кают-компанию, принес рюмки и кислые водоросли фру, оставшиеся от обеда. В столице это считалось варварством, но на островах мы всегда закусывали ими коньяк.

— Твое здоровье.

Мы чокнулись, выпили и захрустели водорослями.

— Изучаешь? — Бад ткнул пальцем в разложенные на столе документы.

— Если ты помнишь, в прошлой жизни я работал на складе, считал, умножал и вычитал. Во всем нужен порядок и учет. Сейчас пытаюсь разобраться, что погубило Толя.

— Пустое занятие, — Бад налил еще, — они могли подсунуть Толю просроченные консервы, и все померли от отравления. Не в одной накладной, ты не найдешь записи о том, что интенданты всучили отраву.

— Может быть, может быть.

До совещания оставалось чуть больше двух часов, и я решил провести это время с пользой.

Мне нужно было кое-что купить в дорогу и, вообще, не мешало бы прогуляться. Я слишком много выпил и в голове начинало шуметь. Это все от нервов. Я вышел из казармы и направился по переулку вверх, в сторону старого города. В столице все улицы спускались к морю, к пристаням. Первый город, появившийся здесь в незапамятные времена, был построен на вершине холма, поэтому назывался либо верхним, либо старым. Там были узкие кривые улочки, маленькие лавочки, которые передавались из поколения в поколение, там продавец мог усадить вас в кресло, угостить кофе и завести длинную беседу о своем товаре, там были самые красивые и старые церкви, знаменитые музеи, и с вершины холма открывался потрясающий вид. Если и было за что любить столицу, то только за старый город. Аристократы предпочитали нижнюю часть, с современными просторными проспектами, большими магазинами и конторами, с роскошными ресторанами и многоэтажным синематографом, но мне больше нравилось среди древних стен.

Свободных пролеток на улице не оказалось, и я решил немного пройтись. Почему-то я стал думать о Кроле, о его жене, о том, что теряя близких, мы невольно начинаем испытывать неловкость за то, что живы, а их больше нет. Вдова адмирала все время говорила, что умрет первой, она считала себя очень больным человеком, часто ходила к доктору и готовилась к смерти. А вышло все по-другому.

Я остановился на перекрестке у маленького фонтанчика, сделал несколько глотков воды и ополоснул лицо. От выпитого вина и коньяка, от духоты и палящего солнца, голова начинала болеть все сильнее. На мгновение мне стало страшно. Я всегда считал себя везучим человеком. Моя жизнь катилась довольно гладко, и, хотя в ней было достаточно ужасных и печальных моментов, но в целом мне везло. Я выживал там, где многие погибали сразу, не успев толком оглядеться. Может быть моя удача закончилась? Я еще раз ополоснул лицо, вытерся носовым платком, свернул в знакомый переулок, прошел несколько кварталов и вышел на Канатную улицу. Здесь в тени старинных тополей стояла маленькая морская церковь, построенная на деньги горожан в память о погибших в предпоследней войне. Внутри было сумрачно и пусто, в углу на лавке расположились несколько старух в черных платках. Они были похожи на ворон. Я прошел в исповедальню, опустив голову, чтобы не удариться о низкий потолок, и прикрыл за собой дверь. Небольшое круглое помещение было освещено двумя маленькими светильниками, которые почти не давали света. В темноте угадывались очертания бассейна расположенного посередине комнаты и крупная фигура человека, сидящего у противоположной стены.

— Здравствуйте святой отец, — тихо сказал я, опускаясь на пол.

— Здравствуй сын мой.

Я коснулся воды. Она была холодной. Я медленно опустил в бассейн обе руки. Какое-то время мы сидели молча, потом священник заговорил:

— Ты чувствуешь беспокойство?

— Я чувствую страх.

— Кто ты?

— Офицер.

Вода медленно струилась между моих пальцев.

— Чего ты боишься?

— Я боюсь смерти.

Священник помолчал, и я услышал, как на другом конце бассейна плеснула вода.

— Все когда-нибудь умрут.