Теперь Хови вспомнил все: и сон, и явь. Он понял, где находится, и неуверенно сел, ощупывая плечо под повязкой. Адски больно. Этот макаронник, который пустил в него пулю, ещё поплатится, чтоб его… Хови попытался встать, но тут дверь открылась и вошла брюнетка, возившаяся с ним прошлой ночью.
— Ни-ни, — проговорила она, грозя ему пальчиком. — Доктор Мэллон прописал покой, малыш.
— Какой доктор?.. Шерри усмехнулась.
— О, глупыш. Я Шерри Мэллон — вспоминаешь?
Хови кивнул.
— Ага. Медсестра. Конечно, помню, только не знал, как тебя звать.
Появилась блондинка Лайза, прислонилась к косяку. Сегодня обе облачились в обтягивающие джинсы — Шерри со свитером, а Лайза — с кружевной блузкой.
— И как мы себя чувствуем? — поинтересовалась Шерри.
— Малость не того. Жуткий сон.
— Ну, это понятно. Я с утра смоталась в аптеку за антибиотиками и накачала тебя.
— А сколько… сколько времени?
— Около половины двенадцатого, — отозвалась от дверей Лайза.
— Где Эрл?
— Сказал, должен кого-то встретить в Оттаве. — Лайза подошла к кровати. — А остальные все на работе — кроме нас.
— Вы не работаете? Лайза улыбнулась:
— Хорошо бы так. Нет, у меня каникулы. То-то кое-кому радости, верно? А мне все равно делать нечего. И у Шерри отгул.
— Хочешь поесть? — предложила Шерри.
— А можно будет встать к столу?
— Ну… если не будешь колобродить. Хови помотал головой:
— Где уж мне сейчас колобродить…
— Когда Эрл обещал вернуться? — спросил Хови, прикончив яичницу с ветчиной.
— Он не обещал, — отозвалась от мойки Лайза.
Хови обдумал ответ. Господи, только бы Эрл его не бросил.
— Слушайте, — заговорил он, — я благодарен вам за заботу и все такое…
— Обращались как с белым человеком, — усмехнулась Шерри. Она сидела за столом напротив, развернув перед собой сборник кроссвордов.
— Слово из восьми букв, «основательный»? — прочитала она.
— «Крепкий», — предложила Лайза.
— Из восьми букв.
— Тогда «солидный».
— Ну ладно, подсмотрю.
Она заглянула на последнюю страницу и вписала в квадратики: «глубокий».
— Вы, ребята, местные? — спросил Хови. Лайза обернулась к нему от мойки:
— Мы — ребята?
— Нет, я хотел сказать… Лайза рассмеялась:
— Ничего, это я просто дразнюсь. Я выросла в Перте, а Шерри с Запада.
— Где бродят бизоны, — закончила Шерри. — Страх и ненависть Великих Равнин.
Отсылка к Хантеру С. Томпсону [23]прошла мимо Хови.
— Перт отсюда к югу, верно? — спросил он.
— Всего в нескольких милях по дороге от Ланарка, — согласилась Лайза, — А что?
Хови задумался, не зная, как подать вопрос. Не хотелось выставляться перед ними недоумком — не так уж часто пара хорошеньких телок тратила на него улыбочки. Но кое-что ему нужно было узнать.
— Видели машину, в которой мы вчера приехали?
Лайза кивнула:
— Она так и стоит во дворе. На вас что — тягач налетел?
— Нет. Олень.
Шерри подняла голову:
— Олень? Брось. Давай серьёзно.
— Нет, правда. Самый здоровый, какого я видел. — «А то я много их видел, — добавил он про себя. — Ну, хоть бы и в зоопарке». — Ростом с лося!
— Может, это лось и был? — предположила Шерри.
Хови покачал головой:
— Нет, самый настоящий олень. Выскочил из лесу и давай нас бодать. Мы как раз встали на просёлке где-то к югу отсюда. У вас тут часто такое случается?
— Что? — переспросила Лайза. — Чтоб олени бодали машины?
Хови кивнул.
— Впервые слышу.
— Я в Скалистых горах видала, как быки окружают машины, — припомнила Шерри, — но они никогда не бодались.
— И ещё там была музыка, — продолжал Хови, путаясь в словах. — Такая… нездешняя…
Девушки смотрели на него, ожидая продолжения. Но он молчал, и Лайза тихонько захихикала.
— Покуриваешь? — спросила она.
— Что? Нет. То есть я тогда был не под кайфом. — Ему хотелось сказать, что музыка как-то связалась для него с нападением оленя. Но он чувствовал, что это прозвучит глупо.
— Ну, наверно, надо что-то делать, — заговорила Лайза. — Что скажете, доктор Мэллон?
— Я бы прописала пару хороших затяжек, — отозвалась Шерри.
Лайза взглянула на Хови:
— Как тебе, морячок?
— В самый раз, — ответил тот.
Дурак он был, что заговорил об этом, и хорошо хоть, не с Эрлом. Бог знает, что сделал бы с ним Эрл, потому что теперь, подумав, Хови сам понимал, как глупо было заводить такие разговоры. Но воспоминания о музыке тревожили его, и он твёрдо решил вернуться и послушать её ещё раз. В ней было что-то опасное, что-то в ней несло ему боль, он твёрдо знал это, хотя не умел объяснить.
Читать дальше