Икан Гультрэ: Птице нужно небо. Часть III и IV (СИ)

Я решительно отодвинула в глубь стола учебник и со стоном откинулась на спинку стула. Устала. Устала-устала-устала. Не припомню, когда со мной такое было в последний раз. В прошлой жизни? Кажется, и тогда не доучивалась до грызущей боли в спине.

Второй курс меня избаловал, он был неожиданно легким. Тогда, вернувшись с летней практики и оправившись после встречи с маньяком Мерлисом, я с наслаждением окунулась в учебу, оставив за воротами школы опасные приключения. Да и сама учеба не выматывала, как прежде — сразу несколько дисциплин покинули учебный план, в том числе медитативные практики, теоретическая магия, магическая география и история магии, а на смену им явились только расоведение, да еще язык и культура эльфов. Вообще-то, можно было выбирать между эльфийским языком и гномьим, но все девицы, кроме тех, что специализировались по предметной магии, да небольшой группки самых благоразумных, дружно записались на курс эльфийского. Я тоже. Правда, не из сопливо-романтических соображений. Просто как-то между делом выяснилось, что покойница Тэнра вместе со своим тельцем оставила мне в наследство вполне сносное владение гномьим, оставалось только совершенствовать произношение и вникать в тонкости, но для этого вполне хватало общения с однокурсниками-гномами. Интересно, из каких соображений девочку из благородной семьи обучали гномьему? Теперь этого уже никогда не узнать. Где-то, наверно, есть ее родственники — наверняка даже отец жив, — но у меня не было никакого желания общаться с этой семейкой. Да и небезопасно это для меня.

Словом, второй курс был истинным удовольствием — учеба, работа, да еще и время на собственные исследования оставалось… впрочем, я в них не особенно продвинулась. Зато на третьем к каждому спецпредмету добавилось по одной паре в декаду. И я тихо взвыла, не находя в себе сил отказаться хотя бы от чего-нибудь.

Однако — да. Спина. И с этим срочно нужно что-то делать. Например, соскрести свою раскисшую тушку со стула и пойти поразмяться на площадке. Теперь у меня не было необходимости уходить ради серьезных тренировок на полигон стражи, на школьной площадке в любое время можно было встретить подходящего спарринг-партнера. Достаточно было появиться и начать разминку — и почти тут же кто-нибудь появлялся.

Я обулась, накинула куртку — осень в этом году пришла ранняя, холодная, — прихватила свой меч и вышла из комнаты. На крыльце общежития огляделась: может, сразу кого-то увижу, с кем потанцевать захочется. Никого.

Из тени парковой аллеи появились две знакомые фигуры. Ингор. Он все-таки вернулся в школу, восстановился на втором курсе и вот уже второй год учился на одном потоке со мной. Из развязного шалопая получился серьезный юноша, старательный ученик, сторонящийся сомнительных развлечений. Временами излишне задумчивый, но это не так уж страшно. Выбрал себе алхимию второй специальностью. И Рейяна. Кажется, у этих двоих что-то начинало складываться, и это, наверно, хорошо…

Как я и рассчитывала, на площадке мне недолго довелось пробыть одной, вскоре появился Лех, изрядно подросший и повзрослевший за два года учебы, а с ним еще двое боевиков с нашего курса. Один из них — Рич — был в нашей группе на той памятной практике после первого курса, встречал в Ветрухе телегу с нашими полутрупами. До сих пор помню его исполненный сострадания взгляд. И это с учетом того, что он не видел нас на рассвете в лесу — как валялся с белым лицом и пересохшими губами Лех, как металась, корчилась и выла от боли я. Хороший парень, добрый. Боевики должны быть такими, иначе они забывают, ради чего сражаются.

…Ранним утром я под цоканье копыт моей любимицы Мирки удалялась от школы. Впереди меня ждали мои пациенты. Рьен Вестрам — впрочем, я давно называла его по имени, просто Рьеном, и на «ты» — относился ко мне как к равноправной коллеге, с легким сердцем допуская меня до пациентов и позволяя, даже настаивая на том, чтобы я ассистировала ему в операционной, неважно, хирургическим или магическим было вмешательство. Мне легко давалась эта работа, новые знания ложились на старые, прихваченные из моего безмагического мира, открытия радовали, но не потрясали воображение — казались закономерными.

Рьена я нашла в его кабинете в глубокой задумчивости. При виде меня взгляд его просветлел: