Василий Тарасенко - Драконий Катарсис. Изъятый

— Ну-ну, — буркнул я.

— Именно так, — с укоризной глянула на меня Трис. — Что еще ты хочешь знать, хозяин?

— А солнце для них опасно или нет? — не мог не задать я этого вопроса.

— Да они мечтают о нем, — фыркнула Трис. — Из-за этого проклятого дождя вампиры вынуждены намного чаще искать себе жертв, навлекая соответственно на свои головы месть правителей всех государств. На солнце они могут впитывать свет и заменять им чужую кровь. Наги, сумевшие преодолеть силу заклятия Вечного Дождя в некоторых оазисах в пустыне, уже и не рады своему достижению. У них там сейчас столько вампиров прижилось, что и проползти негде. Правда, говорят, вампирские маги тоже кое-чего добились на выжженных землях, но пока результат слабый — пара дней в месяц без дождя. Но наши маги даже этого не сумели. А вот кто легко сломал бы заклятие Дождя — так это праншасы, хранители растений. Но их так мало и они такие одиночки упертые, что можно и не пытаться их уговорить.

— Как жаль, — вздохнул я. — Твоего садовника убили, а старичок был таким забавным.

— Вот еще, — улыбнулась Трис. — Убить праншаса невозможно, если он сам того не захочет. Тэмми сейчас в полном порядке и снова обихаживает мой сад. Но он так и не сказал, кто его проткнул. Мы нашли следы двух существ. Следы харрами ни с чем не спутаешь. А вот второй…

— Так это же чудила растительная, — удивился я. — Она же тоже у тебя в саду обитала. Я ее там видел.

— Нет у меня в саду никаких чудил, — нахмурилась лендерра. — Как она выглядела хоть?

— Словно из листьев сплетена, и глаза зеленым светятся. Да она же рядом с тобой стояла, когда Родерия приехала.

— Форестесса, — с какой-то легкой злостью обронил в ночи тур.

— Плохая из меня лендерра. — Трис покивала своим мыслям. — Сижу себе в даракале и даже не знаю, кто у меня под боком снует. Праншас, харрами и форестесса под одной крышей. И небо не рухнуло, надо же.

— А чего такого-то? — не понял я ее стенаний.

— Эти народы изначально живут в бескрайнем Лесном Море, как и моркоты, кстати. — Тристания искоса глянула на меня. — Это огромная территория в южной части континента.

— Джунгли, что ли? — уточнил я.

— Нет, это что-то большее, чем просто джунгли. Это надо видеть. Высоченные деревья, струящийся туман, красивейшие цветы, убивающие одним своим ароматом, страшные звери, способные подражать голосам охотников… Никогда бы не хотела там оказаться, — заключила Трис.

— Понятненько, — протянул я. — Ты что-то там про орков говорила. Это такие большие, зеленые и наглые кочевники?

— Да Силы с тобой, хозяин. — Трис аж вскинулась с бесконечным изумлением на лице. — Где ты таких страшил видел? Орки — самый древний народ Кавана, их культура старше эльфийской почти в два раза. А их волхвы способны передвигать горы с места на место по одному лишь намеку орочьего царя! Попасть в их страну Асгыр-Тархан позволяется далеко не каждому! Это большая честь для любого разумного существа на континенте.

Выслушал я все это с самой независимой из возможных мордой. Мозг при этом тихонечко отсыхал. Вот это поворот… Никаких тебе злобных кочевников, людоедства и прочих прелестей немытого фэнтезийного народа. Остепенеть и не убиться! Эльфы преклоняются перед орками… Пока я моргал с видом всезнающей жабы, Тристания подбросила в костер пару полешек и продолжила:

— Севернее империи нагов Алша’Ашшур лежит арена Армагелоо, где вот уже семь веков с попеременным успехом идет вялая пограничная война между нагами и северными великанами, которые называют себя йотунами, остальные же зовут их ограми. Вот как раз эти огры, живущие в холодных землях, очень даже большие, наглые кочевники, разве что не зеленые, а очень даже синие.

Кое-что из сказанного Трис привлекло мое внимание. Очень странный рубеж в истории этого мира. Около семисот лет назад словно что-то грандиозное произошло. И уже не в первый раз эта дата попадается. Как она там сказала? Драконий Катарсис? Я сделал себе зарубку в памяти — Библиарх нам поможет. Чувствуя непреодолимое желание зевнуть, я провыл над костром, напугав какую-то зверушку в темных кустах:

— Все, я спать.

Вернувшись в карету и завернувшись на своем узком ложе-сиденье в одеяло, я еще какое-то время размышлял о том о сем — и благополучно отрубился.

Вставать пришлось довольно скоро — разбудила меня Тристания настойчивым стуком в дверь дома-кареты. Вывалившись наружу, я огляделся сонным взглядом, убедился, что ничего не изменилось в этом мире, и раздраженно спросил: