Франческа Хейг: Огненная проповедь

Поначалу все списывали на совпадения, но потом на смену подозрениям пришли факты и неопровержимые доказательства: близнецы парами рождались и парами же умирали. На каком бы расстоянии друг от друга они ни находились, где бы ни были: если погибал один, тут же погибал и другой.

Так же проявлялась общая боль или серьезное заболевание. Если одного настигала лихорадка, у второго она начиналась тоже. Если один терял сознание, то и другой тоже, сколько бы миль их ни разделяло. Небольшие травмы и болезни первого, казалось, проходили для второго легко и почти незаметно, но тяжелые увечья мгновенно отражались на близнеце.

Когда выяснилось, что омеги бесплодны, стали надеяться, что они вымрут. Что они — временное явление, вызванное взрывом. Но в каждом последующем поколении картина повторялась: рождались только близнецы, один альфа, один омега. Репродуктивной функцией обладали только альфы, но всякий раз среди новорожденных близнецов наряду с альфами рождались и омеги.

Когда родились мы с Заком, родители решили, что получили идеальную пару близнецов: все конечности на месте, все пальцы в комплекте. Конечно, сомнения оставались, ведь все близнецы разделялись на альф и омег. Все. Всегда. Случалось, дефекты проявлялись только со временем: руки или ноги росли и развивались неравномерно, обнаруживалась не замеченная в младенчестве глухота или высохшая слабая рука.

Также ходили слухи, что иногда различия проявлялись не на физическом уровне: мальчик, считавшийся нормальным, вдруг с криком выбегал из дома за секунду до того, как обрушивалась крыша; девочка рыдала над овчаркой, которую через неделю в соседнем селении сбивала телега. Омеги с незаметной глазу мутацией: ясновидящие. Довольно редкие случаи: один из тысячи.

Все знали ясновидящего, который каждый месяц приходил на ярмарку в Хавен — большой город, что располагался ниже по течению. И хотя омегам запрещали посещать рынок альф, ему все же несколько лет подряд разрешали рыться на задворках торговых рядов в кучах сгнивших овощей. Когда я увидела его впервые, он был очень стар, но все еще за бронзовую монетку предсказывал местным фермерам погоду на будущий сезон или говорил дочерям торговцев, когда они выйдут замуж. Вечно какой-то странный, он постоянно что-то бормотал себе по нос, словно заклинание. Однажды, когда мы с отцом и Заком проходили мимо, он закричал:

— Огонь, нескончаемый огонь!

Стоявший рядом лоточник даже не дрогнул: видимо, такое случалось постоянно. Такова судьба большинства провидцев: взрыв прожигал себе путь через их разум, и они переживали его вновь и вновь.

Не помню, когда впервые осознала собственное отличие. Помню только, что уже достаточно повзрослела, чтобы догадаться: такое нужно скрывать. Как и родители, я годами закрывала глаза на очевидное. Какой ребенок не просыпается с криком от ночного кошмара? Но со временем я поняла, что это не простые сны. Мне постоянно снился взрыв. Я видела грозы, которые разражались лишь вечером следующего дня. А детали и сцены в грезах простирались далеко за пределы моего мирка, ограниченного деревней в сорок кирпичных домов, выстроенных вокруг поросшей травой полянки с каменным колодцем.

Я только и знала, что узкую долину, дома и деревянные сараи, расположенные в сотне метрах от реки — достаточно высоко, чтобы избежать наводнений, когда каждую зиму поля накрывало богатым илом разливом.

Но в видениях мне являлись неизвестные пейзажи и незнакомые лица. Крепости раз в десять выше нашего дома с его грубо обтесанными полами и низкими потолками. Города с многолюдными улицами шире речного русла.

Когда я выросла достаточно, чтобы задуматься, откуда в моей голове взялись картины совершенно чужой местности и лица незнакомых людей, одновременно я стала достаточно взрослой, чтобы понимать: Зак каждую ночь спит совершенно спокойно. Я лежала рядом с ним в нашей общей кроватке и училась дышать ровно и тихо. Когда видения стали приходить и днем, училась не вскрикивать — особенно при виде ревущего взрыва. Когда отец впервые взял нас в Хавен, расположенный ниже по течению, толкотня на рыночной площади показалась мне знакомой по видениям, но заметив, как Зак упирается и виснет на руке у отца, я напустила на себя такой же ошарашенный вид.

А родители все ждали, чтобы нас разделить и отправить омегу прочь. Как и все остальные, они приготовили только одну кроватку. К трем годам отличия еще не проявились, и отец смастерил пару больших коек. Хотя живший по соседству Мик славился на всю долину как превосходный столяр, папа не попросил его о помощи, а сделал их сам, почти тайно, скрываясь за забором под кухонным окном. Спустя годы, ворочаясь на скрипучей колченогой кровати, я часто вспоминала лицо папы, когда он затащил койки в дом и поставил их у противоположных стен узкой комнаты.