А потом я вновь проснулся от света. Пес скулил, надрывно мычала корова, Вегар подскочил, будто его пружиной подбросило, сунул босые ноги в бурки, накинул длинный свитер поверх черных трусов и, не тратя времени на штаны, подхватил керосинку и выскочил за дверь, мелькая поросшими русым курчавым волосом ляжками. Вместо того чтобы ждать и выяснять, что такое стряслось, я сомкнул веки и вновь подал признаки жизни лишь на его очередное явление.
Керосинка едва теплилась, а мой хозяин, не поменяв прикида, мыл в лохани окровавленные руки. Увидев немой вопрос в моих вытаращенных глазах, он обезоруживающе улыбнулся:
— Теленка принял! Расслабься, спи.
И я последовал его совету. Сказать по правде, этот Новый Год я встречал в самой чудной за всю мою жизнь компании.
2. Меланхолия в дождливой Ницце
Наутро я показал себя молодцом. Не кашлянул ни разу, и соплю не пустил, и хозяин остался удовлетворен. Не слишком много говоря, он обрядил меня в свои шмотки и нашел в чулане пару старых лыж. Свитер его доходил мне до колен, штаны — до подмышек, унты стали впору с четырьмя носками, а я — не пигмей. Я нормального человеческого роста, метр семьдесят пять. Судите сами.
Остаться погостить не предложил. Видно, и впрямь бирюк. Я несколько раз пытался выразить ему свою пылкую словесную благодарность, но он всякий раз меня затыкал.
— Оставь, — сказал он. — В сложившихся обстоятельствах это — норма.
И я был немало удивлен, когда он вместе со мною встал на лыжи.
— Я подумал, — объяснил он, — и решил, что провожу тебя до своих Врат и передам с рук на руки Паломе. Тебе, конечно, и без меня ее бы не миновать, но если я сам попрошу, то, может, она отнесется к тебе со вниманием. Со мной — вернее будет.
— А что, — спросил я, — она такая страшная?
Вегар пожал могучими плечами.
— Да нет. Она неплохая женщина, но иногда… короче, в некотором настроении с ней весьма трудно разговаривать. Она может просто не войти твои проблемы. А нам без нее не обойтись, поскольку, если ты хочешь двигаться дальше, она должна открыть свои Врата. Ну да ладно, уговорим вдвоем-то. Поехали.
И мы поехали. Лыжня шла под уклон, четкая и накатанная, как рельсовый путь, и сойти с нее и потеряться было практически невозможно. Вегар стремглав летел вперед, точь-в-точь как его титулованный олимпийский тезка, и видно, временами, где-нибудь за кустами, деликатно поджидал меня, не нанося существенного урона моему самолюбию. Только этим я объяснял то обстоятельство, что не совсем потерял его из виду: лыжные гонки, как, впрочем, и все иные виды спорта, я особенно люблю по телевизору.
Сегодня утром лес производил совсем другое впечатление. Лыжня шла под арками какого-то кустарника, отягощенного выпавшим за ночь снегом. Снег был такой белый, что даже голубой. Склоняясь, чтобы вписаться в эти дуги, я испытывал совершенно неземные, сказочные ощущения. Когда-то давно, в детстве, мы каждого первого января ходили на лыжах.
На опушке он остановился.
— Здесь, собственно, моя граница, — сказал он. Щетина его заиндевела. — Но поскольку мы с соседкой в добрых отношениях, я пройду еще немного.
«Немного» представляло из себя белую ветреную пустошь, малоснежную, каменистую, унылую. Здесь пришлось брести без лыжни, след в след за моим провожатым, царапая нижнюю поверхность лыж. «Его» владения показались мне более приспособленными для путешествий, и в конце я уж не знал толком, больше ли я взмок или озяб.
Зато завершился наш путь элегантным современным бунгало, построенным по западноевропейскому проекту, не иначе, из желтого дерева и стекла. И никак, сказать по правде, в суровый уральский колорит не вписывавшемся. У него был очень новый и легкий вид. Наверное, так в какой-нибудь Ницце живут. Над ним неслась северная метель, и оставалось только удивляться, как она до сих пор не снесла его напрочь.
Мы отвязали лыжи, старательно обили с обуви снег и поднялись по высокой лестнице на опоясывающую террасу. Вегар отворил передо мной стеклянную дверь и вошел следом. У меня сложилось дикое впечатление, будто он старается держаться за моей спиной. Забегая вперед, скажу, что ему это не удалось.
Внутренность бунгало представляла из себя одну большую комнату, и все здесь было… обалденно. Поражало почти полное отсутствие какой-либо обстановки, модный европейский простор, от которого, в контрасте с уютной теплой теснотой вегарова обиталища тянуло холодком. Пол и потолок, устроенные в разных уровнях с перепадом высот сантиметров в двадцать, зрительно дробили помещение на зоны, а дальняя, противоположная от входа стена была стеклянной. Вся. И открывала она, в подтверждение моего первоначального впечатления о Ницце, панорамный обзор на неспокойный серый океан. Или море. Не знаю. Во всяком случае, на что-то безбрежное, холодное, суровое. Равно невозможное нигде во всем моем регионе. Сперва я даже решил, что это голографическое изображение, и восхитился: до чего в обустройстве быта буржуев дошла современная техника! Потом шарики мои закрутились в противоположном направлении, а именно: в какие дали закинули меня те неизвестные мне сволочи? Память в панике шарила по просторам необъятной родины, отыскивая схожие климатические зоны. В принципе, это возможно, если вколоть уже оглушенному энную дозу какой-нибудь хреноты… и в самолет. Вот только я никак не мог докумекать, каких свеч стоит такая игра, и как это во всех перипетиях моей криминальной драмы я ухитрился ни тапочка не потерять. Так я размышлял, а в голове гвоздем сидела эта трижды проклятая Ницца, где я не буду никогда.
Читать дальше