Георгий Паксютов - Что мне приснится

Говорят, что каждый рыцарь -- это меч в руках Ордена, что они служат только ему до самой смерти, поклявшись выполнять любой приказ и отрекшись от собственной жизни, и даже жены у них не бывает. Что до служения, так в этом мире служит каждый -- бедняки гнут шею целыми днями напролет, чтобы свести концы с концами, богачи же тщатся не уступать другим богачам, тогда как любое состояние может быть в один час погублено ворами или стихийным бедствием. Рыцарь Ордена служит самому могущественному правителю, если сам не является таковым. Да и мысль о жене меня не особенно заботила; на девушек я всегда смотрел только со стороны, хотя мне и нравилось то, что я видел.

Я знал своего отца. Очень многие дети воспитываются одинокой матерью, если отец или преждевременно скончался, или ушел в другую семью. Вот и мой отец расстался с моей матерью, но не взял себе новой жены и не родил других детей, и со временем стал искать моего внимания. Мать ненавидела его всем существом, но он не скупился на подарки, и, учитывая наше положение, я время от времени виделся с ним. Я был бы не против иметь близкие отношения с отцом, но это был тяжелый человек, обозленный на весь свет из-за неудач в семье и в его многочисленных махинациях. Вместо нормального общения мне приходилось часами выслушивать его гневные жалобы, всегда одни и те же. Узнав о том, что я стану членом Ордена, он сразу возомнил, что сможет использовать это себе на пользу. Я же был рад возможности разорвать с ним всякие отношения. Связаться со мной без моей воли он отныне не мог, а моей воли на то не было.

В назначенный день я помылся, надел ту одежду, которая, как казалось моей матери, была более представительной. В другой раз она непременно сказала бы, как красиво я выгляжу - она была единственной, кто когда-либо такое мне говорил, и отдувалась за всех остальных -- но сейчас была слишком взволнована для этого.

В тот день было пасмурно. Мы заранее вышли на улицу, у меня с собой была сумка с минимум необходимых вещей -- брать больше из наших скудных пожитков казалось бессмысленным, учитывая, куда я еду. Моя мать нервничала все больше с каждой минутой, что сделало ее необычно немногословной. Высматривая приближение посланца Ордена, она то и дело подрагивающей рукой поправляла мой и без того прямой воротник, приглаживала мои волосы.

За мной приехали точно в положенное время, ни минутой раньше, ни минутой позже. Это была запряженная тройкой лошадей карета -- без тех аляповатых украшений, без которых не представляют свой транспорт новоиспеченные богачи, но всё-таки настоящая карета! Мать вцепилась мне в плечо при одном ее виде. Мне сделалось больно и, главное, неловко, и мне захотелось, чтобы она поскорее оставила меня. Я промолчал, тем более что кому как не мне надлежит быть великодушным.

На козлах сидел кучер, он кивком поприветствовал мою мать, когда карета приблизилась. Дверь кареты открылась, и из нее вышел рыцарь. Это был мужчина лет сорока, неожиданно вполне заурядного вида, невысокий. Он был одет в совершенно непритязательную одежду, даже более практичную, чем того требовало путешествие в крытом экипаже. Когда он сделал шаг в нашу сторону, я напрягся и облизнул пересохшие губы. Я заметил меч у его пояса и печать на рукояти этого меча.

К моему удивлению, он не обратился и даже не взглянул на меня, ограничившись несколькими сухими, формальными словами, сказанными моей матери. После этого он развернулся и таким же размеренным, спокойным шагом вернулся в карету -- почему-то захлопнув за собой дверь.

Мама обняла меня, уже не сдерживая слез. В этот момент во мне самом тоже что-то дрогнуло, показалось, что какая-то капля выступила на глазу и мешает смотреть... Все же уже было не время, чтобы отступать, да и выбора мне никто не предоставлял. Мне д о лжно было осуществить свою судьбу. Я мягко отстранил мать и пошел к карете.

Когда я протянул руку к дверце кареты, возница издал пренебрежительный смешок и сказал:

- Куда тянешься? Карета для господина рыцаря. Полезай сюда, будешь ехать рядом со мной.

Я оторопел, застыв с протянутой рукой, а потом отдернул ее и поспешно залез на козлы. Не знаю, что было бы, если бы я тогда не послушал возницу -- последнейшего из слуг Ордена -- и открыл дверь. Я не посмел, и вышло по-другому.

Кучер держался так, как если бы меня рядом с ним и не было, погоняя лошадей и вожжами, и окриком. Лошади скоро набрали очень быстрый ход, и потоки холодного воздуха неприятно встречали мое лицо. Я моментально продрог; как всегда в таких случаях, у меня потекли сопли, которые я носом шумно втягивал обратно. Я старался не смотреть на своего соседа, с выражением непоколебимого достоинства глядя вперед себя, но все-таки то и дело бросал на него взгляды и убедился, что он одет гораздо теплее, чем я. Он ни на что не обращал внимания.