Уильям Николсон - Последнее пророчество

Пинто громко вскрикнула. В реве Арно послышалась оскорбленная гордость. Взлетел левый кулак. Правый локоть парировал удар. Левый наруч сверкнул в ответном выпаде… И тут Арно низко нагнул голову и вонзил наконечник шлема в грудь противника. Нож с хрустом вошел в тело побежденного манаха. Мгновение соперники не двигались, замерев в смертельном объятии. Затем Арно отпрянул. Темная кровь с булькающим звуком хлынула из пронзенного сердца. Соперник гиганта упал на колени и навзничь повалился на землю. На песке осталась глубокая темно-красная полоса.

Арно замер, не замечая, что кровь струится по бедру. Затем медленно поднял правую руку в знак победы и почтения к Доминатору. Вопли потрясли арену, тысячи голосов зашлись в крике, в котором слышалось удовлетворение. Убийство доставило толпе истинную радость.

— Он должен был спрыгнуть, — проговорил охранник, тряхнув головой, пока служители уносили тело с арены.

— Какой ужас… — произнесла Пинто дрожащим голосом, глядя на орущую и топочущую толпу.

— Да, — ответил Мампо. — И все же как красиво!

Больше смертельных исходов в тот день не было. Как только манаха завершилась, охранники поздравили своих возбужденных и потрясенных пленников.

— Первый день в Доминате, а вы уже видели манаху и смерть на арене! Боги благосклонны к вам.

Аира Хаз тихо спросила у мужа:

— Что они за люди? Устраивают представление из убийства!

— Такие же, как мы, — печально ответил Анно. — Такие же люди.

Мариус Симеон Ортиз отдал команду, и солдаты двинулись вдоль шеренги пленников, приказывая рабам подниматься на ноги. После часового отдыха в мягкой траве пленникам было не просто продолжить путь.

— Сколько нам еще идти, папа? — спросила Пинто.

— Не знаю, дорогая. Хочешь, я понесу тебя?

— Нет, я могу идти сама.

На протяжении всего похода Пинто ни разу не попросила, чтобы ее понесли на руках. Хотя в первые дни путешествия девочка была близка к этому. Иногда ее ноги так уставали, что мышцы продолжали непроизвольно подергиваться, даже когда Пинто уже не двигалась. В такие минуты девочка говорила себе, что сейчас она попросит, чтобы ее понесли. Однако каждый раз даже мысли об этом оказывалось достаточно, чтобы упрямство помогло ей побороть слабость. А теперь девочка точно знала, что никогда не станет просить о помощи.

Колонна рабов спустилась по склону холма и вступила в туннель. Впереди пленники услышали шум огромной толпы, увидели отблески солнца на песке и вскоре обнаружили, что оказались на арене.

Зрители оставались на террасах, потому что правитель еще не покинул свое место. Мариус Симеон Ортиз выехал на арену во главе колонны и, пришпорив коня, заставил его запрыгнуть на насыпь. Военачальник повернулся лицом к Доминатору, спокойный, словно конная статуя, а жители Араманта продолжали заполнять площадку, двумя потоками обтекая насыпь.

По мере того как рабы появлялись на арене, толпа начала аплодировать. Люди все прибывали и прибывали, и аплодисменты звучали громче и громче. Доминатор смотрел на рабов, улыбаясь широко и дружелюбно, словно усталые путники по доброй воле пришли сюда, чтобы выразить ему почтение. Бомен шел следом за отцом. Едва выйдя из туннеля, юноша поднял взгляд на красный павильон, и на короткое мгновение глаза его встретились с глазами правителя. Губы правителя были изогнуты в отеческой улыбке, но в глазах не было и следа добродушия. Во взгляде Доминатора Бомен уловил отблеск непреклонной воли и холодное равнодушие к человеческому потоку, протекающему перед ним. Юноша внезапно понял, что за странное ощущение исходило от этого человека, — правитель не нуждался ни в чьей любви. Затем колонна рабов стала втягиваться в другой туннель, и Бомен вслед за отцом покинул арену.

Они оказались в мрачном подземелье с каменными сводами. Подгоняемые охранниками пленники шли мимо манахов, которых совсем недавно видели на арене. Сейчас бойцы лежали на скамьях, другие люди обрабатывали их раны, массировали мышцы. Мампо замедлил шаг, глаза юноши с тоской глядели на эти сияющие тела, покрытые шрамами. Рабы заметили также тело убитого манаха, лежащего на скамье и покрытого тканью. Затем пленники снова оказались под открытым небом и длинной цепочкой направились вниз по склону холма, к месту своего заточения.

Ортиз оставался неподвижным, пока последний из рабов не покинул арену. Затем он низко поклонился Доминатору, поднял голову и, глядя в лицо, которое так хорошо знал и любил, произнес высоким звонким голосом: