Илья Носырев - Карта мира

— Итак, — произнес дворянин, стоявший перед Правителем с непокрытой головой. — Муравейник появился на западе нашего государства несколько лет назад. Все началось с того, что крестьяне стали встречать близ родных деревень недавно умерших односельчан. Сперва это их страшно пугало и они даже били поклоны перед священниками, дабы те утихомирили непрошеных гостей. Но мертвецы вели себя настолько дружелюбно и так мало в их поведении было устрашающего, что крестьяне вскоре перестали их бояться совершенно и даже сами стали приглашать их к себе в гости. И я, Кверкус Сквайр, понапрасну увещевал своих крепостных не якшаться с трупами. Увы, то был глас вопиющего в пустыне.

— Мертвецы селятся неподалеку от родных деревень, собственного хозяйства не заводят, поскольку и нет у них естественных потребностей. Во всем остальном они ведут жизнь вполне человеческую: разговаривают друг с другом, работают, даже праздники церковные отмечают. Крестьяне их сперва боялись, потом поняли, что ничего плохого они не делают; более того, это действительно те прежние люди, их отцы и матери, дедушки и прадедушки, которых они знали, причем мало изменившиеся, может быть, более хладнокровные…, — Сквайр произнес это слово брезгливо, — а в целом точно такие же лоботрясы и весельчаки, как и живые. Вот когда крестьяне это поняли, тогда и пошел у них с мертвецами совет да любовь: папы и мамы с погоста вернулись по своим домам, и стали они жить еще лучше, чем при жизни жили. Они и по хозяйству помогают, и еще как, без устали…

Здесь его голос совсем упал, стало заметно, что ему страшно и тошно.

Трое закованных в железо крестьян, стоявших перед Правителем, равнодушно смотрели по сторонам. Если бы не кандалы, они бы еще почесываться начали. Скованный вместе с ними монах улыбался кроткой полуулыбкой.

В какое странное время довелось жить, подумал Рональд. Сказания сохранили портрет целой эпохи, совершенно отличной от той, которую он видел и осязал вокруг себя, эпохи, ушедшей в прошлое всего пять веков назад, эпохи, в которую сила науки поднимала в небо крылатые экипажи, воздвигала немыслимые многоэтажные сооружения и порождала поистине чудовищные войны, обезобразившие навсегда лик земли.

Всматриваясь в слепую синеву и поглаживая рукой многочисленные стебли вьюнков, доползших по высокой стене до третьего этажа замка и протягивающих свои алчные руки в поисках новой территории, где можно бы было утвердиться, он думал о столетиях, в которые человек постиг многое, что впоследствии ему пришлось забыть, ибо знание умножило и без того великую скорбь. Ученые рональдова века показывали друг другу схемы всевозможных машин, дошедших от тех титанов, которым даже звезды были по плечо, как зеленая ряска на поверхности неглубокой речки. Самое унизительно-необъяснимое заключалось в том, что в машинах древних не было ничего столь технически сложного, что кудесники современности не могли бы воспроизвести. Все эти двигатели внутреннего сгорания и электрические батареи были нехитрыми устройствами, требующими для своей работы простых химических веществ, которые можно было разыскать без труда. Загвоздка заключалась в том, что изготовленные строго по схемам и всем правилам искусства современные точные копии машин древности не работали! Было совершенно очевидно, что для их функционирования требовались какие-то чудеса, которые в век Роланда уже исчезли.

Обидно: в источниках Эпохи Науки не были и намека на это загадочное волшебство техники прошлого. Вероятно, они полагались просто на законы физики, которые в один прекрасный день вдруг перестали действовать.

Так описывает этот день Симеон Механик, чьи учителя беседовали с последним человеком, еще видевшим древние машины шагающими по улицам и трудящимися в домах:

«Рассказывают, что паки собравшись, поспешили работники на завод свой, где работали они, и увидели, что он остановился в работе своей. И подойдя к управляющему, они вопросили его — вот, управляющий, вопрошаем тебя: скажи, отчего нет больше жизни в машинах? Ибо еще вчера приносили плоды свои, а ныне стоят они в мерзости запустения, и ушла из них жизнь, так что стали они подобны мертвому телу, что снаружи имеет облик человеческий, а внутри — холод и темень? И отвечал им: слушай, народ рабочий, что говорю я! Счел Господь их день и час, ибо вельми грешили они перед Господом, а через них и мы, исказив свой светлый образ в стальных детищах своих. И соделал Господь так, что никто из них да не сможет создать железной твари в ущерб твари живой, и да не проникнет никто более в тайны вещества. Ибо снял Он дверь, в которую ходили вы, и повесил другую, в которую вы не войдете вовек».