Кристофер Паолини - Эрагон

Нет времени парировать…

Разбойники напали на них ночью. Они убили Хаэга. И Карсаиб навсегда запомнил ту ярость, которая бушевала в его душе, когда он вызывал духов, чтобы отомстить убийцам. Но духи оказались сильнее, чем он рассчитывал. Они завладели его душой и телом. Он страшно кричал от боли, становясь… Да, теперь он стал… Я-ДУРЗА!!!

Меч тяжким ударом обрушился Эрагону на спину, разрубив и кольчугу, и плоть. Он закричал от боли, которая заставила его опуститься на колени. Она разрывала на части его нутро, туманом заволакивала мысли. Он покачнулся, с трудом сохраняя остатки сознания. По спине горячим ручьем текла кровь. Дурза что-то сказал, но он не расслышал.

В отчаянии Эрагон поднял к небу глаза. По щекам его текли слезы. «Вардены и гномы терпят поражение, — думал он. — И я тоже побежден в поединке с Дурзой. Сапфира, конечно, сдастся, чтобы спасти ему жизнь — она так уже поступала, — а Арью опять захватят в плен и наверняка убьют. Почему все так скверно кончилось? Ведь это несправедливо! Столько усилий, и все прахом!..»

Он посмотрел на Исидар Митрим, сиявший высоко над головой, и чуть не ослеп — такая яркая вспышка света ударила ему в глаза. Через мгновение раздался оглушительный грохот, и зрение его вдруг прояснилось. Не веря собственным глазам, он даже рот от изумления раскрыл, не в силах вымолвить ни слова.

Звездный сапфир рассыпался на куски и перевернутой пирамидой острых как кинжалы осколков рухнул вниз. В центре зала вдруг возникла Сапфира. Из ее раскрытой пасти вырывалось мощное пламя — ярко-желтое с синими промельками. На спине драконихи сидела Арья, волосы девушки развевались за спиной, рука торжественно воздета вверх, с кончиков пальцев слетают зеленые молнии.

Время как будто остановилось. Эрагон еще успел заметить, как Дурза поднял голову и лицо его исказилось — сперва от изумления, потом от ярости. Презрительно усмехаясь, он поднял руку, указывая пальцем на Сапфиру, и уже готов был произнести заклятие…

Но тут Эрагон вдруг ощутил прилив новых сил, и пальцы его сомкнулись на рукояти меча. Сломив мысленную осаду шейда, он вернул себе способность управлять собственным разумом и — магией! И вся его боль и ярость вылились в одно заветное слово: «Брисингр!»

Заррок сверкнул кроваво-алым светом, по его клинку побежали холодные языки пламени…

И Эрагон, сделав выпад, насквозь пронзил сердце Дурзы.

Шейд с каким-то недоумением посмотрел на торчавшее у него из груди лезвие. Рот его раскрылся, но вместо слов оттуда вырвался предсмертный вопль, и меч выпал из его обессилевшей руки. Он ухватился за острие Заррока, словно пытаясь вытащить меч из груди, но Заррок не поддавался.

Кожа Дурзы становилась прозрачной, но под нею не было видно ни мышц, ни костей — только клубящийся мрак. Шейд закричал еще громче, и этот мрак как-то странно запульсировал, прорывая ставшую почти невидимой кожу. Раздался последний вопль, и тело Дурзы лопнуло, разлетелось на куски, высвобождая скопившийся в нем мрак, и мрак этот затем воплотился в три отдельные сущности, тут же умчавшиеся прочь прямо сквозь стены Тронжхайма и Фартхен Дура. Шейда Дурзы больше не существовало.

Совершенно обессиленный, Эрагон упал на спину, раскинув руки. И увидел, как на него стремительно падают сверху Сапфира и Арья, сидящая у драконихи на спине, казалось, они вот-вот врежутся в пол вместе с осколками Исидар Митрима. Но вдруг — а может, ему это просто казалось? — и Сапфира, и Арья, и мириады осколков перестали падать и неподвижно повисли в воздухе…

Обрывки воспоминаний шейда все еще преследовали Эрагона. Водоворот событий и ощущений не отпускал, не давая возможности как следует задуматься. Погруженный в этот поток, он перестал понимать, кто он и где находится. Он был слишком слаб, чтобы самостоятельно освободиться от этих чуждых мыслей, чуждых воспоминаний, чуждого бытия. Страшные кровавые сцены из прошлого Дурзы то и дело возникали перед ним, пока наконец дух его не возмутился и не восстал, стремясь изгнать эти мысли.

Груда тел… Ни в чем не повинные люди были перебиты по приказу шейда. Целые селения до последнего человека вырезаны, уничтожены — рукой или словом этого проклятого колдуна…

… Эрагон никак не мог вырваться из этого кровавого кошмара. Он метался, словно пламя свечи на ветру, он был не в силах противостоять потоку зла и молил, чтобы кто-нибудь помог ему, но рядом не было никого… Ах, если б только он мог вспомнить, кто он, кем должен быть — деревенским мальчишкой или настоящим мужчиной, негодяем или героем, шейдом или Всадником?.. Все смешалось в бессмысленном и безумном водовороте. Он погиб, безвозвратно погиб, утонул в мутном потоке чужого сознания и воспоминаний…