Михаил Ишков - В рабстве у бога

— Возвращается муж из командировки…

Он примолк, неожиданно тяжко, с всхлипом вздохнул и на выдохе продолжил.

— Звонит-звонит, жена не открывает.

Я подхватил его под мышки, подтащил к койсу. Неторопливо открылся люк, изнутри потянулось облачко пара.

— Помог бы, черт инопланетный! Конечность бы сформировал.

К моему удивлению, из ближайшей к нам выпуклости на корпусе внезапно выросла трехсуставная конечность ч пальцами-захватами на конце. Каждый из них был не менее полметра в длину. Подхватив Дружка, лапа втянула его во внезапно образовавшуюся щель. Я тоже было сунулся туда, остановил меня громкий окрик.

— Куда прешь! Для тебя люк открыт.

— Ага, — послушно кивнул я и полез в аппарат.

— А лыжи? — вновь окликнул меня койс.

— Сейчас, — буркнул я и, бросившись под лиственницу, схватил инвентарь, который, как оказалось, был записан на мое имя, и наконец через люк попал в койс.

В кабине я положил голову Дружка к себе на колени, начал гладить по русым, покрытым капельками воды волосам.

— Теперь все будет хорошо. Теперь порядок. Сейчас доставим на место, там тебя подлечат.

В ответ в рубке раздалось звучное хмыканье. Я вскинул голову, огляделся.

— Кто это? Фламатер? Капитан?..

— Зачем капитан. Это я… Кто его лечить будет! — в голосе невидимки послышалось нескрываемое раздражение. — Кто будет возиться с разумом начального уровня? Переработают на биомассу, и все дела.

Меня оторопь взяла.

— Это вы? Ты? Сам койс, что ли?

— Ну, койс.

— Вам не жалко собрата?

— Тоже нашли собрата! — опять раздалось хмыканье. — Ему от роду неделя с хвостиком, а я из вернослужащих древних. Из стартовавших… Что такое жалость? Чувство сострадания к себе подобным. Но подобного мне больше не существует, я один на всем белом свете. В чем меня можно упрекнуть?

Спор был беспредметен, но я горячо ввязался в него.

— Неужели между вами нет никакого сходства? Функционального, например?..

— Есть, но различий куда больше, так что подобием можно пренебречь. Мой разум исключает его.

— Значит, Дружком никто заниматься не будет, так вы считаете? Зачем же я тащил его столько километров? Нет, здесь что-то не так. Он — верный товарищ, исполнивший долг до конца.

— Что вы меня, вернослужащего, спрашиваете? Вы из благородных, вам виднее…

— А капитан из каких? Члены синклита…

— Ну-у, капитан! — в голосе койса послышалось благоговейные нотки. Он из повелителей! Я когда-то был его оболочкой… В двух переходах.

— Хватит болтать! — я грубо прервал его. Мне хорошо известно, как надо обращаться с вернослужащими. — Свяжи меня с фламатером.

Получив ответ, я сообщил.

— На борту тяжелораненый. Требуется срочная помощь, дело серьезное. Его необходимо спасти, ясно? Я по горло сыт вашим ганнибализмом.

— Що творится! — вздохнул койс. — До чего докатился наш круг. Благородные начинают указывать синклиту! Повелителей охаивать!.. Что вы все суетитесь? Сколько лет царил порядок, долг исполнялся, честь соблюдалась, иерархия цвела, а теперь из-за какого-то тупыша целый скандал. А он, между прочим, уже копыта откинул, и вместо того, чтобы принять меры к сохранению биомассы, вы все волнуетесь.

— Это тебе, бездушному вернослужащему все равно. Он все-таки из плоти и крови. Помянуть надо. Помню, у меня на руках кот умер, я кота помянул, а Дружок какое-никакое, но подобие человека.

Наступило молчание. Странное какое-то, недосказанное. Пустое или что-то обещающее? В отношениях с синклитом ни в чем нельзя быть уверенным.

Неожиданно в рубке послышался голос. Я сразу догадался, что он принадлежит фламатеру.

— Вас ищут. До меня постоянно доносится мысленный вызов.

— Как же внутри койса принять его? — уныло ответил я. — Вон здесь какая броня.

— Даю усиление. Принимайте.

В следующее мгновение в моей голове возник голос Змея Огненного Волка.

Повышенное содержание бичуры по окраинам Мещеры, особенно в районе Гуся-Хрустального. Вероятно, преступное использование чудесного пояса. Начинают бурлить вулканы Исландии. По моим предположениям, возможен прорыв двухмерных монстров из Гашарвы во время скорого подводного извержения.

Уже в своем жилом отсеке, так и не сняв оболочку ковчега, я прошелся по комнате — трудно, непривычно вести беседу с незримым собеседником; не знаешь, к кому обращаться, — и начал я, стоя лицом к углу комнаты.

— Послушайте, вам не кажется это смешным? Может, хватит играть в прятки? Если вы так застенчивы, поставьте сюда, в угол, какого-нибудь идола. Наконец, изобразите что-нибудь святое, чтобы было к кому обращаться.