Михаил Ишков - В рабстве у бога

В полночь по местному времени мы вернулись на Землю. Во входном шлюзе я простился с «Быстролетным», пожелал ему удачи в сотворении малосимпатичного, с дурным характером аппарата и направился в свой отсек. Час был поздний, в глубине горы стояла сонная, дремотная тишина. Давным-давно была заделана трещина, через которую вместе с каплями воды в подземный туннель просочилась Каллиопа.

Героическое то было время, рисковое! Теперь другая пора — тупого исполнительства, любовей, скорого расставания. Мне стало грустно… Томила некоторая устроенность жизни, ясность цели, налаженный быт. Подземелье теперь чем-то остро напоминало общежитие, все ходят друг к другу в гости… Тайна упрощалась, обрастала пошлыми деталями.

Разве что удивительными могли показаться следы мокрых босых ног, которые я обнаружил в насквозь промерзшем, подземном коридоре возле своего отсека. В нашей команде появились йоги? Кто это мог быть?

Не заходя в помещение, я двинулся по следу. Отпечатки привели в темный тупик — здесь меня встретила глухая стена. Внимательно ощупал и осмотрел холодную шершавую поверхность. В этот момент из-за спины донеслись осторожные, чуть пришаркивающие шаги. Звуки приближались, скоро долетел шелест материи, затем чья-то скороговоркой брошенная ругань… В тупике спрятаться было негде — я попытался вжаться в стену. Бесполезно! Такого огромного, в скафандре, трудно было не заметить. Пришлось пойти на хитрость. Я распластался на потолке лицом вниз, расставил ноги, утопил в камне горб скафандра. Кто бы ни был таинственный бродяга, он не сразу сообразит, почему вдруг так понизился потолок.

Незнакомец был в длиннополой рясе, лицо прикрыто просторным капюшоном. Я рухнул на него сразу, как только он свернул в тупик. Тут же подмял под себя — тот едва слышно охнул — затем перевернул, откинул капюшон.

— Василь Васильевич?

Лешак мгновенно зажал мне рот, костяшками пальцев несколько раз постучал по моей, свободной от шлема, голове, затем столько же по стене.

Это было слишком!

— Зачем шумишь? — шепотом спросил Василь Васильевич. — Ты никого здесь не заметил?

— Кого бы я мог заметить? Меня здесь неделю не было, — также понизив голос, ответил я. — Вот следы… Кто-то решил в йоги записаться. Откровенно говоря, я решил, что это ты на ночь глядя по туннелям шастаешь.

— Ну, рассудил!.. — покачал головой Василь Васильевич. — Как же я, когда у меня на ногах копыта?

Выкатив для убедительности глаза, он добавил.

— Здесь привидения бродят. Обнаженные до предела!..

Я вздохнул.

— Раздетые, что ли?

— Один черт! — в сердцах выругался фавн. — Сейчас не до тонкостей вашего великого, могучего, изящного — какого там еще? ага, певучего и гибкого! — языка. Я по существу — тебе приходилось встречать здесь привидения?

— Нет, — откровенно признался я. — А тебе приходилось? Может, померещилось?

— Ага, мне померещилось! И Каллиопе, и волчихе этой, гордячке. И лосихе местной, что на водопой к Джормину ходит…

Я прервал перечисление, хотя упоминание о привидениях почему-то встревожило меня. Я словно ждал чего-нибудь подобного. С другой стороны, какие могут быть привидения в пространстве, полностью контролируемом фламатером? Разве что с его подачи кто-то начал бродить по подземным ходам босиком? Странные, должен заметить, причуды, у этого звездного пришельца.

— Знаешь, пойдем-ка ко мне, там все и обсудим, — предложил я.

То-то я удивился, обнаружив у себя в отсеке встревоженную Каллиопу. Если богини начали страдать бессонницей, дело действительно приняло серьезный оборот.

Василь Васильевич, завидев королеву фей, сразу повеселел.

— Каллиопушка, друг мой, следы ведут прямиком в короткий тупичок. Там я подвергся нападению Серого. Он упал на меня сверьху. Придавил, окаянный, как куль с сахарным песком!.. Может, это он шастает голышом по ночам?

— Уймись, Василь Васильевич! — в сердцах выговорила Каллиопа, затем обратилась ко мне. — Что там в тупике?

— Глухая стена, — ответил я. — А в чем собственно дело?

— Нелепость какая-то, — призналась Каллиопа и неожиданно примолкла, затем поднялась, прошлась по комнате. Кресло вприпрыжку засеменило за ней среди предметов мебели, собранных в моем жилище, особой честью считалось услужить повелительнице земли и воды. Кресла, стулья, софа любили обсуждать, как невесома, как удобна была Каллиопа в качестве клиентки. Какая деликатная мягкость, какой тончайший аромат распространяла она. Как по-королевски щедра на благодарности. Не то, что некоторые мужланы, сутками шныряющими то по лесам, то по свободным пространствам. Явится, плюхнется, ножищи вытянет, заорет: «Подать шлепанцы!..» Хамло!.. Вообще-то, как хозяин он совсем не плох, вот только деликатности ему не достает. Признания чужих прав…