Ли Бреккет: Большой прыжок

Комин поднял взгляд вверх, где ждали нетерпеливые ряды людей.

— Ты поклоняешься, вот что ты делаешь. Ты поклоняешься каким-то вонючим силам природы, калечащим твой разум, пока ты доставляешь удовольствие своему телу.

Он повернулся. Пауль глядел на него с какой-то далекой жалостью, внимание его уже ускользало назад, к неведомым видениям, от которых его оторвал взгляд Комина, и Комин почувствовал в нем отвращение, почти ненависть.

— Ты дал им тело Стрэнга, — сказал он, — и теперь ждешь оплаты.

Пауль Роджерс вздохнул.

— Сейчас нет времени, не медли. Уходи, Арч, беги.

Эти последние обычные слова были невыразимо страшными. Комин слышал их тысячи раз прежде, в невыразимо далекие времена. Он грубо схватил Пауля за руку, этого незнакомого Пауля, потерявшего человеческий облик, Пауля с чужой плотью и чужими мыслями, совершенно не того Пауля, с которым играл в детстве, и сказал:

— Ты пойдешь, хочешь ты того или нет.

Пауль спокойно ответил:

— Слишком поздно.

Странно, что он не пытался вырваться, когда Комин потащил его с выступа от Викри и Киссела. Он спустился с Коминым на главный выступ и сделал три шага к выходу из грота. И тут внезапно у выхода показались люди в антирадиационных одеждах, люди с громкими голосами, в тяжелых ботинках, идущие по тропе — Питер Кохран и другие, все вооруженные.

Комин сделал ошибку, потащив Пауля Роджерса через толпу на выступе. Он хотел поскорее убраться отсюда. Он еще не был уверен, что нужно бежать, что люди чего-то ждут, что то, чего они ждут, является злом, и что вся его плоть отвращается от встречи с этим злом. Нагие тела стояли плотной стеной между ним и выходом. Он бросился на эту стену в надежде пробить ее, но стена была словно из песка, обтекала его и держала крепко.

Голоса впереди поднялись и эхом отразились от свода. Затем послышались другие голоса, голоса людей, которые более не нуждались ни в какой речи для выражения своих простейших эмоций. Они подались вперед на выступах, радостно закричали, и голоса землян утонули в их криках.

Комин пытался пробиться, но было слишком поздно. Слишком поздно было с самого начала, и теперь он попался, попался, как прежде попался Пауль. Он отпустил руку Пауля и повернулся к пропасти, движимый инстинктом драться, чтобы оттуда ни вышло. Но через секунду он забыл даже о страхе.

Внезапно грот наполнился звездами. Свет был здесь и прежде, достаточный, чтобы ослепить человека, но не такой, как этот. Движение было и прежде в зовущих огнях, но не такое как это. Нетерпеливое движение тел подталкивало его почти к самому краю, но это его не трогало. Дыхание и разум покинули его, он мог только смотреть и удивляться, как ребенок.

Звезды пришли в облаке, посылая вперед белую зарю. Они были белые, они были чистой первичной радиацией, и их излучающие руки были как смутные туманности. Они шли, паря, несомые волнами огня, и огонь бледнел перед ними. Они шли, смеясь, и смех их был смехом иных существ, свежих и юных, из руки Божьей, существ, не знающих никакой тьмы.

Комину пришли в голову странные мысли, которые приходили, когда он еще был безбородым юнцом. И почему-то они пришли к нему сейчас. Смех был беззвучным, но он был. Он был в самой их манере движения и сияния.

Белые звезды взорвались в жемчужном небе, и это приветствовал взрыв криков с выступов. Пауль Роджерс сказал:

— Это Трансураниды.

Силы, что были в начале всего, семена жизни, источник сущего. Возможно, все люди их дети, хотя и давно отделившиеся. Комин старался прийти в себя, но его голова была полна обрывков забытых вещей и лохмотьев старых эмоций. И он ничего не видел, кроме сияния Трансуранидов и их счастливого танца.

Облако звезд устремилось вперед, расширяясь и распространяясь, их туманные руки протянулись, чтобы коснуться и обнять. Они кружились, разделялись и вновь соединялись, без причин и умысла, не считая того, что они жили и это было приятно. И веселье было такое, что Комин склонился перед ним, тоже опьяненный странным новым удовольствием.

Питер Кохран медленно двигался к пропасти, а с ним шли другие люди в броне. Они не сводили глаз с Трансуранидов. Комин смутно увидел их и понял, что теперь они не смогут уйти, хотя тропа чиста. Он понял, что и сам не сможет уйти.

Рука Пауля легла на его плечо, и голос прозвучал ему в ухо:

— Сейчас ты поймешь. Через минуту ты все поймешь.

В толпе возникло шевеление, последнее движение, подтолкнувшее Комина к самому краю. И на дальнем выступе за пропастью он увидел бронированную фигуру, освобожденную движением толпы. Она прижалась к скале, и Комин узнал, кто это: Стенли, который пришел сюда раньше их, чтобы найти место Трансуранидов, Стенли, который нашел от и чья винтовка, забытая, тащилась за ним.