Вера Чиркова - Западня

Внутри кошель напоминал простую кибитку, только не было в ней ни сидений, ни ковров или подушек, и лишь теперь тень догадалась, почему эльф примчался сюда первым и принес Уатель. Они стояли у противоположных стенок округлого помещения и сосредоточенно вглядывались в быстро подраставшую посредине пышную кучку мха.

— И куда я его потом дену? — по-птичьи заглядывая в дверку, недовольно осведомилась огромная голова басом, смутно похожим на голос Грарда.

— Мы с собой заберем, — буркнул эльф, не отрываясь от своего занятия.

Изор с Ительсом тем временем в каком-то странном, известном только им порядке, раскладывали вдоль стены вещевые мешки, и Харн, поставив Таэльмину, отправился им помогать. Последними в необыкновенную кабинку протиснулись типары, и едва они скромно улеглись плотной кучкой у входа, как дверца захлопнулась, и пол резко дернулся. А в следующий миг чуть наклонился, и у Таэльмины захватило дух, словно она сидела на огромных качелях.

— Садитесь, — скомандовал Селайвен, и герцог, крепко державший напарницу за пояс, моментально опустился в пышную зеленую пену, увлекая девушку за собой. Через минуту все они уже сидели во мху, как грибы, а он продолжал расти, заполняя собой все свободные места и щели.

— Хорошее заклинание, и быстрое, — словно невзначай заметила тень, и Уатель ответила снисходительной улыбкой.

— Магии тут много, — нехотя буркнула она, — особенно пригодной для нас. Гольды берут только самую тяжелую энергию, а драконы используют более легкую, чем мы. Ну а верхний, самый невесомый и чистый слой, подходящий для создания заклятий света и вызывающих счастье чистых эмоций, собирали только феи.

— Выходит, раз нет фей, счастья должно стать больше? — недоверчиво уставилась на нее Таэльмина. — Почему-то это кажется мне неправильным.

— Вот именно, — невесело усмехнулся Ительс, — только не нужно сейчас об этом говорить, драконы в этой ипостаси действительно далеко не добряки, иначе гольды постарались бы пролезть вместе с нами.

— Но они вроде совещались, а вдруг решили бы заплатить? — наивно хлопнула ресницами тень. Раз не удалось ничего точнее выяснить о магии фей, то можно хотя бы попытаться немного больше разузнать про гольдов, ведь отряду придется выполнять для них задание.

— Драконы никогда не торгуются, — коротко пояснил Алдер, — и никому не предлагают своих услуг. Он пошел Угорлу навстречу, согласившись их перенести, нужно было благодарить и быстренько отдавать деньги. А они начали возмущаться и торговаться… совсем от жадности забыли, с кем разговаривают.

— Кстати, — словно только вспомнив, Ганти оглянулся на тихонько сидевшего рядом с типаром Меркелоса, — а почему мы не слышим рассказа нашего спутника о его приключениях? Зачем он понадобился Лайзрену и как попал к дракону?

Толстяк чуть побледнел, увидев устремленные на него взгляды, но не произнес ни слова.

— Он разучился разговаривать, — кротко предположил Эз, — или ему отрезали язык?

— Скорее его научили себя вести, — задумчиво поддержал его Ов, и Таэльмина вдруг с огорчением сообразила, что вовсе не о том разговаривала с типарами, когда они были в человеческой ипостаси.

Ведь они многое видят и слышат и знают ничуть не меньше, чем тот же Ительс или Тарз, не говоря уже о Мейсане. А возможно, и больше, но тут и в самом деле не самое лучшее место для подобных разговоров. Если дракон заметил появление мха, то вполне может слышать и их беседу.

— Скорее, боится соврать, — по обыкновению тихо и словно для самого себя хмыкнул лекарь.

— А ведь и точно, — заинтересованно уставилась на советника Уатель, — у драконов в этой ипостаси обостренное чувство истины, соврать дракону в это время невозможно. Кроме того, услыхав ложь, он приходит в неистовую ярость.

— Я бы тоже пришел, — вдруг заявил Изор, — ты такой огромный, мощный и красивый, и вдруг тебя пытается обмануть какая-то букашка? Поставить на нее лапу за наглость, чтоб другим неповадно было!

Меркелос побледнел еще сильнее, опустил голову и еще глубже вжался в мох, только шапка напоминала о его присутствии.

Значит, мгновенно сообразила тень, советник уже знает об этой способности дракона и боится соврать, потому и молчит. А сказать правду не может… или почему-то не хочет. Нетрудно предположить почему, раз он сумел выбраться из владений разгневанного русала целым и невредимым.

— О чем бы он ни молчал, — негромко заявил Хатгерн, устраиваясь так, чтобы можно было любоваться лицом Таэльмины, — пусть продолжает и дальше, как я подозреваю, нам не понравится ни его правда, ни ложь.