Валентин Егоров - Граф Орлофф (СИ)

— Видимо, тебя слабо били по голове Иван. Мне же хотелось рассказать тебе о том, что вчера Николь непрошенной гостью появилась в моем кабинете. Там она в присутствии многих людей громогласно объявила о твоем, якобы, решении, что ты ее перевел на работу ночной служанкой в свою спальню. Вот я и интересовался тем, принял ли ты это решение по доброй воли или под угрозой прямого насилия со стороны этой дерзкой девчонки?

Лягушачьи ножки в чесночном соусе так понравились моему новому знакомому Филиппу, что он даже обратился ко мне с личной просьбой о переводе моего повара дядюшку Густава в его штат личных слуг при королевском дворе Луи XIV. Эту просьбу герцог мотивировал следующими обстоятельствами, у него по настоящую пору при королевском дворе не было личного придворного повара, придворная кухня отвратительно готовила, отчего у Филиппа постоянно болел желудок. А еще и потому, что ему очень понравился дядюшка Густав, его веселый и не унывающий нрав, а также дядюшкина способность ночи напролет рассказывать байки, шутки и анекдоты. Но, когда я поинтересовался, сколько луидоров в месяц должен был бы получать его придворный слуга, то Филипп несколько стушевался и, стеснительно шепнув мне на ухо, сказал, что не так уж много. Когда же я назвал месячную заработную плату дядюшки Густава, то Филипп больше уже не поднимал вопроса о переводе моего повара в свой штат придворных слуг.

Но он стал постоянным клиентом дядюшки Густава, начав едва ли не на регулярной основе каждый божий вечер посещать мой особняк. Притом Филипп никогда заранее не предупреждал о своем появлении. Он обычно появлялся где-то в районе восьми — девяти часов и вечера, на некоторое время задерживался при входе, не сводя своих выпуклых глаз со ступеней мраморной лестницы, ведущей на второй этаж. Видимо, вспоминал мимолетное видение двух персиковых половинок. А затем с тяжелым вздохом и в зависимости от настроения проходил в нашу столовую или же шел прямо на кухню к дядюшке Густаву. По моему распоряжению на нашей кухне установили специальный стол, который кухонная челядь немедленно прозвала «герцогским», Филипп входил на кухню и тут же устраивался за этот стол, терпеливо и бессловесно ожидая, когда дядюшка Густав накормит его своими деревенскими деликатесами. Я сразу же обратил внимание на то, что, кроме дядюшки Густава, Филипп больше никого из поваров и кухонной челяди в упор не видел.

На кухне дядюшка Густав главенствовал во всем, и в готовке блюд, и в разговорах. Он своими шуточками и прибауточками не давал герцогу и мне рта раскрыть. Мне это совершенно не нравилось, а герцогу Орлеанскому почему-то такое поведение повара очень нравилось. Однажды Филипп мне тайно признался в том, что в тот момент, когда дядюшка шутит, его мозги отдыхают, а он набирается духовных сил. Этого я понять был не в силах, как бы ни старался, поэтому стал избегать сопровождать Филиппа в его путешествиях на кухню дядюшки Густава. Постепенно мы с Филиппом выработали негласный регламент посещений герцога королевских кровей моего особняка. В рамках этого регламента на кухне дядюшка Густав сам разбирался с этим герцогом, ну а в столовой мы это уже была моя ответственность веселить и будоражить герцога Орлеанского великосветскими беседами. Герцог Орлеанский попытался в рамках этого регламента возложить на мои плечи еще одну обязанность, чтобы попросить мадам Яну изредка встречаться и беседовать с Филиппом. Я не мог прямо отказать Филиппу, но поднял глаза к небу, словно собирался помолиться господу богу, стараясь подобными жестами объяснить себялюбцу ограниченность своих возможностей. К слову сказать, этого простого движения руками и головой оказалось достаточным для Филиппа, чтобы он уже более со мной не поднимал бы этого вопроса.

Одним словом мои взаимоотношения с монсеньором Филиппом II герцогом Орлеанским складывались должным образом, они крепли день ото дня, уже пару раз Филипп даже пытался пригласить меня, принять участие в его кампании греховодников, подобным образом, герцог назвал кампанию своих самых близких друзей. Но я с этим особо не спешил, мне сначала требовалось выяснить, кто же был тот человек, который отдал приказ отдубасить меня.

Иногда мне казалось, что меня били только за то, что на одном из балов я осмелился подойти и переговорить с герцогом Орлеанским. Захваченный пленный, который оказался членом шайки Картуша, признался, разумеется, после того, как драгуны вахмистра Епифаненко над ним поработали, в том, что они выполняли приказ главаря своей банды «Красные колпаки». Таким образом, вырисовывалась несколько странная картина, что приказ о моем избиении отдали не англичане, а некто другой, который был из ближнего окружения самого Филиппа. В рамках этого расследования я планировал встретиться и переговорить с мосье Луи-Домиником Бургиньоном, атаманом этой банды, а затем продолжить работу с герцогом Орлеанским.