Наталья Самсонова
ИГРЕЙН. ЛЕДИ С НАДЕЖДОЙ
Кони бешено мчат по узкой дороге. Дождь сплошной пеленой укрывает путь. Кучер с простреленной арбалетным болтом грудью лежит в карете. Тонкие перчатки не спасают мои ладони от жестких поводьев. Кровь пропитывает ткань. Шляпа намокла и слетела с головы, волосы мокрыми змеями рассыпались по спине. Главное успеть, добраться, пока не перехватили. Предупредить. Лошади несут, я уже не управляю ими. Руки печет и никакая сила не способна заставить меня разжать стиснутые пальцы. Говорят страх придает сил. Нет. Мне не придал. Отнимает он силы, истощает магию. Из серой, дождливой мглы вылетела тень. Я успела пригнуться и враг ударил в карету. Раз, другой, третий. Я подгоняю лошадей. Тонкий свист и лошадиная голова отлетает от тела. На шею второй кобылицы попадают яркие пятна крови. Я бросаю поводья и закрываю голову локтями. Истошное ржание второй лошади, треск, боль и темнота.
Подушечки пальцев обжигает холод железных поручней. Мои руки намертво привязаны, и если под запястьями металл нагрелся, то пальцы все еще холодны. Глубоко вдыхаю — вчера я устроила истерику, кричала, плакала, расцарапала кому-то лицо и потеряла сознание. Сегодня я лишена возможности двигаться. Скрип двери, шорох шагов. Негромко позвякивает цепочка. Это колдун. Он спаивает мне горькие зелья, а на цепочке висит академическая бляха. Судя по тому что он еще не снял ее, забросив в дальний ящик стола — закончил совсем недавно.
— Кожа в тонусе.
— В каком она тонусе мы все прочувствовали вчера, — хмыкнул пришедший колдун.
Кто еще здесь?! Я никого не слышала.
— Кошка дикая. Морду Амлауту подрала любо-дорого смотреть, — неизвестный коснулся моих запястий.
— Если отвяжу, полезешь в драку?
— Конечной полезет, Чумной. Не рискуй.
Чумной? Чумной Лекарь, целитель появившийся после Противостояния. О нем шепчутся в альковах юные леди и громко обсуждают матроны. Человек скрывший лицо за страшноватой птичьей маской, тот кто не берет золота за свои услуги. Тот кого практически невозможно найти. Предполагаемый шпион Дин-Гуардира. В ответ на этот поток воспоминаний голова отозвалась коротким приступом боли. Так, словно тонкая, прохладная иголка вошла внутрь и робко уколола. Что-то вроде, «тсс, нельзя». Хрусткий звук — ножницы разрезали бинты притянувшие мои запястья к скобам. Кто-то, колдун скорее всего, поспешно отступил назад. Точно, колдун, зазвенела цепочка бляхи.
— Ну-ну, тише. Леди уже поняла, что не стоит бросаться на людей желающих ей добра, верно? Киваю. Еще вчера я уяснила что голоса у меня нет. Как и зрения. Как и памяти. Собственно, это и спровоцировало истерику.
— Вот и чудно. Рахай, действуй. Тихо! Он просто сгладит твои эмоции, иначе мы не сможем восстановить зрение. Ты злишься, плачешь, смеешься, все что угодно — это повышает давление в глазах. А нам это не нужно. В этом весь Чумной. Он и к королю обращается «твое Величество», ведь спас его после Противостояния именно он. Сейчас живут всего двое людей, кому позволено так обращаться к Кардоргу — Чумной и Амлаут. И вновь тонкая игла напоминает о себе болью. Знают ли мои тюремщики-спасители что я утратила память?
— Я помогу вам встать, пройдите по комнате, чтобы мышцы не превратились в желе. Вас хотел навестить милорд Амлаут. Вы в настроении? Или изволите гневаться? Останавливаюсь. Два вопроса подряд, и как я должна ответить?
— Если согласны, кивните.
Поспешно киваю, и тут же чуть не падаю.
— Я говорил рано. Слишком сильный был удар, — ворчит колдун, и я тут же впиваюсь в пальцами в руку поймавшего меня Чумного.
— Я мало знаю миледи. Если верить характеру травм, вы упали. С небольшой высоты, но удар был силен. Предполагаю вы вылетели из кареты. Как вам это удалось — вопрос отдельный.
Тяжело вздыхаю. Меня преследует кошмар, где из пелены дождя выныривают тени. Они жаждут моей смерти. Кто знает, насколько сон отличим от реальности.
— Кратковременная потеря памяти в вашем случае закономерна. Она будет возвращаться рывками, при сильных эмоциях. Которые на период восстановления зрения вам категорически запрещены. Дверной скрип, готова поспорить, его не услышал никто кроме меня, и аромат теплой, мылкой воды. Шорох и перестук грубых туфель — служанка.
— Леди слаба, будьте предельно аккуратны. Рахай, выйди.
Пусть в комнате остался только колдун, а служанка была одного со мной пола, все равно шея и щеки загорелись от прилившей к ним крови.
Читать дальше