Наталия Котянова - Зима плюс осень равно весна

Вечер действительно прошёл гораздо живее и веселее утра. Рихард собрал у себя в доме ближайших соседей и всю без исключения прислугу — среди них случайных людей не было в принципе, а так же всех тех, кто был способен придать мероприятию эту самую живость — неугомонного Кокера с компанией самых отвязных друзей, подруг Сэм времён её бурной юности, пару известных рок-групп (как восторженно визжали гости!), модного шоумена с уморительной развлекательной программой… Дэн ещё предлагал пригласить настоящую цирковую труппу, но все остальные решили, что и без этого свадьба будет напоминать тот самый балаган. Столичные знакомые умерли бы от возмущения!

Вот теперь-то Дэн, компенсируя свои утренние страдания, оторвался по полной! Сменил ненавистный костюм на любимые джинсы и устремился в «гущу событий». Естественно, с Гердой на буксире. Она тоже переоделась — в ярко-красное коктейльное платье, и в остальном ничем ему не уступала. Особенно, когда счастливый и уставший от впечатлений Михель заснул и был отнесён «лысым папой» в детскую. Сноурты под бурные аплодисменты пели вместе с исполнителями свои любимые песни, а в качестве танца молодожёнов, от которого удалось отвертеться в столице, выбрали не «скучный» вальс, а страстное танго.

Вторая пара новобрачных на их фоне смотрелась куда сдержаннее. Оба красивые, элегантные, они большую часть времени провели в обществе друг друга, отказываясь от участия в конкурсах и бурного веселья. Но, тем не менее, было видно, что происходящее доставляет им удовольствие. Или, вернее, радует невесту, а раз хорошо ей, то и самому Рихарду тоже. Гости приятно удивились, что слепой новобрачный решил не отказываться от традиции и с видимой лёгкостью закружил Саманту под мелодичный «Брак по любви».

— Ты не находишь, что это очень символично? — спросил Рихард. — Наш первый танец был для тебя вынужденным, ты боялась меня и злилась, а сейчас смотришь на меня и улыбаешься, я знаю. А я тогда опасался, что все увидят в моём приглашении скрытый подтекст, особенно когда вспомнят название пьесы, и сделают далеко идущие выводы. И вот, напророчил сам себе…

— Пожизненный срок, кандалы-решётки, — фыркнула Сэм. — Да уж, хорошая шутка. Ты меня так пугал, что хотелось плюнуть на Войта и задать стрекача, до дома пешком… А сейчас — и прогонять будешь, не уйду, и не надейся, — она вдруг посерьёзнела. — Риш, я хочу тебе кое в чём признаться. Кажется, сейчас самое подходящее время. Знаешь, я ведь тебя невольно обманула.

— Да? И в чём?

— Когда говорила про таблетки. С того раза я их не принимала — сначала не до того было, забывала или сидела под замком, а потом… Поняла, что поздно. Риш, ты хочешь маленького львёнка? Скажи, что ты рад, а? Мне сейчас так не по себе…

Рихард молча стиснул её в объятиях.

Он надеялся на это — с того самого дня, почти месяц назад, когда впервые «увидел» у Сэм новую картинку: испуганная девочка исчезла, и её место заняла «фотография» львиного семейства — папа, мама и трогательно-неуклюжий львёнок. Такой же белый, как его родители. Их пушистое счастье…

— Давай назовём его Леон?

— Ой. А ты уверен…

— Я всегда уверен, помнишь?

И всё же он заблуждался.

Малыш Леон — белый львёнок, родился в ноябре. Оправдывая своё имя, он получился здоровым и крупным, но сами роды были долгими, и Сэм совершенно измучилась.

Герде в этом плане повезло больше. Вернее, ей вообще сказочно повезло. Они с Дэном заранее смирились с тем, что Михель останется их единственным ребёнком, поэтому «что-то странное» заподозрили только на четвёртом месяце её беременности. Врачи сказали — так иногда случается. Когда бесплодная пара усыновляет ребёнка, женщина вскоре рожает сама, вопреки всем прогнозам и диагнозам. Герда до конца не верила, что всё закончится благополучно, что она сможет — наверное, до того самого момента, пока не увидела и не взяла на руки свою новорождённую дочку. Маленький ангелочек Ангелика, её невозможное, выстраданное чудо. Красавица из красавиц, вылитая мама — авторитетно заявил Дэн, когда перестал трястись. Он вздумал присутствовать на родах по примеру Рихарда, но потом признался, что это были самые жуткие несколько часов в его жизни. Бедные врачи, под конец им так надоело постоянно приводить его в чувство…

Наверное, каждому даётся по силам его — Рихард переживал за жену целые долгие сутки. Роды вымотали его едва ли меньше, чем саму Сэм. Несмотря на уговоры, он ни разу не оставил рожающую жену дольше чем на десять минут, потому что чувствовал, знал — в его присутствии Сэм становится легче. Он не только поддерживал её, успокаивал, помогал расслабиться между схватками, он брал на себя часть её боли, её неуверенность, её страх. В момент наибольшего напряжения Рихард лёгким касанием вливал в неё свою силу, был с ней, был ею… Ему казалось, что стёрлись прежние границы, что нет больше их — по отдельности, а есть они — вместе, единое целое. Бесконечно выносливое, бесконечно сильное.