Ольга Григорьева - Найдена

Гусли затихли. Старик оторвал взгляд от струн. «Еще сможешь?» – безмолвно спрашивали его глаза. Я отрицательно покачала головой. Поняв, что представление окончено, зеваки поползли по домам к теплым печам и сытному ужину.

– Красиво рассказываешь, старик, – неожиданно раздался за моей спиной негромкий голос. – А твоя дочь хорошо танцует.

Незнакомец ошибался. Старик был всего лишь моим воспитателем и другом. Мы вместе бродили по дорогам и пели песни, но даже не знали настоящих имен друг друга. Я с малолетства звала его Стариком, а он меня – Найденой. Потому что нашел совсем маленькой в глухом лесу, на развилке трех дорог…

– Благодарю, воин, – сказал он и протянул руку. В раскрытую ладонь легла большая золотая монета.

Я покосилась на нежданного благодетеля. Им оказался один из тех пришлых воинов, что сидели в углу двора.

– Откуда ты знаешь эту древнюю историю? – поинтересовался он. Говор у незнакомца был странный, но не урманский и не варяжский. – Ты слышал ее от своего отца или деда?

Я разглядывала одежду незнакомца. Его кожаные, сшитые на северный лад штаны подвязывались тесемками на поясе, из-под короткой рубахи торчали ножны, а на плече ткань морщилась под тяжестью мечевого ремня. Наемник…

– Я знаю много таких историй, воин, – ответил Старик.

Незнакомец поморщился:

– Горясер.

– Я знаю много таких историй, Горясер, – тут же поправился Старик.

– Ты не откажешься рассказать их моим воинам? Нас ожидает долгий путь, а твои сказы сделают его вдвое короче.

Мне надоело слушать. И стало холодно. Дружинник с моим охабнем в руках переминался у крыльца. Я подошла к нему:

– Дай!

Парень отодвинулся. Мои пальцы скользнули по ткани и схватили пустоту.

– Дай, говорю!

Дружинник убрал охабень за спину:

– Возьми.

Его пятерня по-хозяйски легла на мое плечо. Я оглянулась на Старика. Тот еще разговаривал с наемником. Пальцы дружинника скользнули в вырез моей рубахи.

– Пошел прочь! – Я оттолкнула его руку.

– Ах ты, стерва! – Он размахнулся. Я отскочила, споткнулась и рухнула в лужу. Капли вонючей грязи потекли по лицу.

– Сучка, – повторил дружинник. – Чего ерепенишься? Голыми коленками вертеть не лень, а честному воину удовольствие доставить неохота? – Он был настроен весьма решительно.

– Старик! – пятясь от надвигающегося насильника, позвала я.

– Отпусти девку, – приказал откуда-то сзади ровный, сухой голос.

Дружинник остановился:

– А тебе-то что за дело? Или сам решил полакомиться?

Мой защитник подошел к парню. «Горясер», – узнала я.

– Так отпустишь девку? Или хочешь помериться силой?

– А-а-а, пошли вы все! – выругался дружинник и швырнул охабень мне на колени. – На, подавись…

Он отвернулся и зашагал к терему. Кто-то помог мне подняться.

– Пошли, – буркнула я подоспевшему Старику и двинулась к воротам.

Возле них обернулась. Мой обидчик стоял на крыльце перед Горясером и что-то ему объяснял. Остальные наемники сомкнулись кольцом вокруг несчастного парня. Мне даже стало жаль его. Ладожане пять лет терпели Эйрика Норвежца и о наемниках сохранили самые страшные воспоминания.

Я повернулась к Старику:

– Сторговался с ними?

Тот кивнул.

– И куда же собираемся?

– Они идут за Киев, на реку Альту. – Старик покопался в бороде морщинистыми пальцами. – К князю Борису…

Я так и думала. Нынче все вояки слетались на Альту, будто воронье на падаль. Там стоял лагерем князь Борис, один из сыновей Владимира Красное Солнышко. Он отправился оборонять южные границы Руси от печенегов и, по слухам, брал в войско всех, у кого была крепка рука и верен глаз. Он воевал, его отец лежал при смерти в Киеве, а остальные братья – Глеб муромский, Святополк туровский, Ярослав новгородский и прочие – сидели в своих наделах и ждали, что будет. Хотя Святополк не сидел. Поговаривали, будто он перебрался из Турова в Киев, но это были лишь слухи.

– О чем думаешь? – виновато спросил Старик.

Мы шли по улице. К вечеру народ разбрелся по домам, а редкие прохожие не обращали на нас внимания. За запертыми воротами во дворах слышалось довольное мычание. Хозяйки доили своих нагулявшихся за день буренок. Сладкие тягучие струи брызгали в подойники…

Я облизнула пересохшие губы и ответила:

– Об этих наемниках. Не нравятся они мне…

– Мне тоже, но Горясер обещал хорошо заплатить.

– На кой ляд покойникам деньги?

– Ну зачем же так сразу? – смутился мой спутник. – Горясер нас не тронет. И его люди тоже. Он поручился честью.