Ольга Григорьева - Найдена

– Нет… – Анастас выронил тряпку и попятился. Этого не могло быть! Он сам раздевал и обмывал покойника!

– Что там? – Святополк оторвался от стены, шагнул к лавке и остановился, столкнувшись со страдальческим взглядом брата. Его губы затряслись.

– Не может быть… – уставившись на оживший труп, прошептал Рикон.

– Тхр-р-р… – Губы «мертвеца» скривились. Голубые глаза моргнули, лицо дернулось…

– Не-е-ет! – Анастас не знал, кто выкрикнул это – он сам или Святополк.

Ужас заполонил все его существо. «Кара мне, кара за подлое», – металось в мозгу. В памяти встали изуродованные голодом лица херсонесцев, бледный лик Владимира и другие, много других, – все, кого он предал за свою долгую жизнь.

– Хр-р, хр-р…: – корчась, хрипел Борис. Его пальцы цеплялись за края лавки. Казалось, еще немного, и он поднимется…

Мимо Анастаса метнулась тень. «Горясер», – успел подумать он. Хрипы смолкли.

– Боже, Боже, Боже… – безостановочно всхлипывал Святополк. Вторя ему, чуть слышно молился Рикон, а Борис лежал на лавке молчаливый и неподвижный. .

«Уж не примерещилось ли?» – чувствуя на спине липкие капли пота, подумал настоятель. Он оторвал взгляд от тела и увидел измазанный кровью клинок Горясера. Рука наемника крепко сжимала резную рукоять, а окровавленное лезвие ползало по поле его рубахи, оставляя темные следы. Анастаса затошнило.

– Продолжай, игумен, – безучастно сказал наемник. Лезвие клинка нырнуло в ножны на его боку.

Настоятель шагнул к Борису. Чуть выше трех колотых ран горло мертвеца перерезала тонкая, едва различимая полоска.

– Отмучился, несчастный, – чуть слышно прошептал Рикон.

Анастас неловкими пальцами зацепил упавшую тряпку и опустил ее в бадью. Теперь вода в ней казалась совсем черной.

Он не помнил, как обмыл и одел князя. Не помнил и того, как вышел из терема. Ноги сами несли его к единственно верному убежищу – Десятинной церкви. Только там Анастас мог замолить свои грехи…

Он прошел мимо городских ворот и вдруг услышал громкий крик.

– Посторонись! – орал позади звонкий молодой голос.

Анастаса толкнули и прижали к городьбе.

– Прости, отец игумен.

Словно в тумане, перед настоятелем проплыла виноватая рожа какого-то ремесленника.

– Ничего, – прохрипел он.

Ремесленник удовлетворенно кивнул. В лицо Анастасу полетела пыль. Сминая зазевавшихся прохожих, мимо промчались вооруженные всадники.

– Неймется Окаянному, – зло пробурчал кто-то. – Опять свою свору на охоту за человечиной выпустил.

– Поговаривают, будто он и с князем Борисом что-то худое сотворил, – подхватил женский голос, – будто резня на Альте его рук дело…

– Заткнись, дура, – зашипели на нее. – Или жить надоело?

Анастас почувствовал на себе чужие взгляды. Они касались его лица, перебирая мохнатыми лапами, ползли к глазам, но, так и не достигнув цели, отскакивали, будто пугливые тараканы.

«Боятся, – сообразил игумен. – Меня боятся… Знают, что я с князем повит одной веревочкой. Чуют. В крови я. А эти… – Он взглянул вслед ускакавшим воинам. – Эти, должно быть, за сотником Бориски… Как его там? Апонницей… Да, Апонницей…»

Внезапно ему захотелось оправдаться. Он сам не ведал, перед кем. Может, перед этим грубым и ничтожным ремесленником, а может, перед всем киевским людом… «Нельзя, нельзя, я же…» – вертелось в его голове, но, споря с разумом, губы разомкнулись и выдавили:

– Простите, люди добрые…

Он ждал ответа, как не ждал ничего в жизни. От этих мелких, случайно встреченных на пути людишек зависела его судьба, а его душа качалась на волоске над бушующим пламенем ада… «Простят – буду спасен, простят – буду спасен», – молитвенно звенело внутри.

– Да у него никак жар… – услышал Анастас смущенный женский шепот и потерял сознание.

– Журка… Помоги, Журка, – попросила я и вдруг вспомнила: «Ах, нет, Журка не поможет. Он остался там, в челноке, а я покачиваюсь за широкой спиной одного из воинов Апонницы… У Апонницы белые как снег волосы и ясные глаза. Они жгут меня ненавистью. Нужно отвернуться, чтоб не видеть этих горящих глаз…»

Я попробовала повернуть голову, застонала от прострелившей шею боли и открыла глаза.

Надо мной нависал серый в щербинах земляной потолок. Сквозь округлую дыру сверху сочился слабый свет.

«Яма или высохший колодец», – подумалось устало. Как я очутилась в колодце? Я не помнила…

– Лежи тихо, – раздалось сбоку.

Я покосилась на говорящего. Рядом с кружком света на влажном полу сидела худая женщина в грязной рубахе. Распущенные волосы укрывали плечи и грудь незнакомки, сползали на скрещенные ноги и паучьими лапами тянулись по земле. Таких длинных волос я никогда не видела. Между лежащими на полу прядями виднелась плотно перехваченная кольцом щиколотка. От кольца тянулась цепь. Я пригляделась и ахнула.