Катарина Керр - Дни изгнания

– Она оказалась слишком умной, – подумал Адерии. – Я думаю, она знает, что вы хотите забрать ее с собой.

Он почувствовал, что они согласны с ним и очень тревожатся. Один за другим они погасли, как звезды, исчезающие в свете зари, оставив Адерина в уверенности, что он не должен больше беспокоиться о фее, что так или иначе они найдут способ помочь ей.

А вот Мэйр, точнее, душа человека, кто однажды побывал Мэйром – совсем другое дело. Невин полностью согласился с тем, что его вирд оказался переплетен с вещами, которые вовсе не были его делом. Ведь фея однажды нашла его, когда он умер и родился вновь; теперь у нее было еще больше оснований искать своего потерянного возлюбленного.

– Ответственность я беру на себя, – подумал Невин в огонь. – Из-за Мэдина. Не следовало мне разрешать ему встречаться с диким народцем.

– Перестань. Ты никак не мог знать, к чему это приведет.

– Правильно. Но все же я должен был подумать как следует. Можно было заподозрить, что произойдет, или хотя бы понять, что это неправильно.

– Все было бы в порядке, если бы не Стражи. Давай не будем забывать, что всю эту путаницу устроила одна из них. Частично это и моя вина. Не нужно было оставлять Далландру с ними одну. Я должен был познакомиться с ними сам, тогда…

– Все эти «может быть» могут превратится в наше больное место, друг мой. Что есть, то есть, и мы не те люди, которые могут распутать нить времени и выпрямить ее.

– Это я знаю. Что-то мне подсказывает, что Мэйр, когда родится заново, опять окажется на моем пути. Вот тогда и посмотрим, что мы сможем для него сделать.

Прошло много времени, прежде чем Адерин снова встретил эту душу, около трех раз по двадцати лет, и произошло это совершенно случайно. Поздним летом, когда дни стали короче, а деревья на вершинах холмов и на открытых местах пожелтели, его алар перебирался на равнины севера, ближе к дэверрийской провинции Перидон. Молодой жеребец из их табунов сорвался с привязи и убежал, следуя естественному инстинкту – вырваться на волю. Несколько человек отправились его ловить. Адерин неожиданно расчувствовался и захотел вновь увидеть свой народ. Он оставил Лослэйна следить за палаткой и табунами и поехал с Калондеривлем и Альбаралем.

Найти следы жеребца оказалось очень легко; через несколько миль к ним присоединились следы другой, навьюченной лошади, и уже вдвоем они направились на восток, причем по такой прямой линии, что становилось ясно – либо жеребца украли, либо его прихватил с собой какой-то случайный всадник.

Поскольку вторая лошадь была подкована, они легко догадались, что всадник был человеком, а не эльфом.

Следы привели их прямиком в город Дрейвлок, а там смещались с другими. Задан несколько вопросов, эльфы выяснили, что кто-то из людей лорда Горсина нашел коня Западного Народа и привел его в дан. Калондериэль пришел в бешенство и поклялся перерезать парню глотку за конокрадство, но Адерин велел ему заткнуться.

– Может, для начала спросим обо всем самого лорда, а? Если б ты сразу продал жеребца в табун на племя, он не порвал бы привязь.

– Ну, ладно, ты заработал очко. Но этот паршивый конокрад мог бы поискать хозяина.

– А ты поехал бы один в лагерь круглоухих?

Калондериэль собирался ответить резко, но вдруг задумался.

– Еще одно очко. Пошли поговорим с лордом Горсином.

Дан лорда находился в трех милях от города: одинокий брох за земляными стенами, построенный на холме. Они подъехали к бреши в восточной стене, выполнявшей роль ворот, и увидели странную женщину – во всяком случае, сначала она показалась им женщиной – сидевшую на поросшей травой стене. Она была худой и бледной, одетой в грязные, рваные лохмотья, а подойдя поближе, они увидели ее длинные распущенные волосы глубокого синего цвета, как зимний океан. Увидев Адерина и эльфов, она вскочила на ноги и исчезла.

– Что такое? – прошипел Калондериэль. – Что это было? Она из дикого народца? Но выглядит, черт ее подери, как человек!

– Да-да. – Адерин почувствовал приближение неприятностей. – Кел, я, определенно видел ее раньше. Боюсь, что мы вляпались в хорошенькое дельце.

Лорд Горсин оказался дородным, лысеющим и приветливым человеком. Он приветствовал их безо всякой суеты и вполне дружелюбно, как если бы они все были людьми. Он пригласил их присесть за его обшарпанный почетный стол у дымящего очага и выпить меда из помятых серебряных кубков, а потом внимательно выслушал рассказ о пропавшем коне.