Рене Ахдие - Ярость и рассвет

– Ну и что ты чувствуешь после того, как тебя победил глупец? – с издевкой спросил Рахим, его темно-синие глаза блестели.

Тарик улыбнулся одним уголком рта и спрыгнул с седла, закинув назад капюшон своей риды. Он пробежался рукой по непослушному клубку волнистых волос. Песчинки посыпались ему на лицо, и он быстро заморгал, отбивая их атаку.

Позади него раздался сдавленный смех Рахима.

Тарик открыл глаза.

Служанка, стоявшая перед ним, поспешно отвела взгляд, ее щеки расцвели румянцем. Поднос с двумя серебряными стаканами воды, который она держала, задрожал.

– Спасибо. – Тарик с улыбкой потянулся к одному из них.

Ее румянец стал еще ярче, и дрожь усилилась.

Рахим неуклюжей походкой подошел ближе. Он взял свой стакан и кивнул девушке, прежде чем та развернулась и побежала настолько быстро, насколько ноги могли нести ее.

Тарик сильно толкнул его.

– Ну и болван же ты, – сказал Рахим. – Я считаю, эта бедняжка практически влюблена в тебя. После очередной убогой пародии на верховую езду ты должен быть весьма благодарен судьбе, подарившей тебе такие взгляды.

Игнорируя приятеля, Тарик развернулся, чтобы осмотреть двор. Справа он заметил старого слугу, наклонившегося над кучкой хурмы, разбросанной по граниту у его ног. Тарик скользнул вперед и встал на одно колено, чтобы помочь старику собрать фрукты обратно в корзину.

– Спасибо, сагиб. – Мужчина, склонив голову, в знак уважения коснулся лба пальцами правой руки.

Глаза Тарика смягчились, сияя разными оттенками. Ярко-серебристый в центре вливался в кольца цвета темного пепла, черные ресницы обрамляли мягкую кожу век. Его лоб добавлял ему серьезности, которая улетучивалась при появлении улыбки. Щетина однодневной давности затеняла квадратную линию подбородка, дополнительно подчеркивая изысканную симметрию лица.

Тарик кивнул пожилому мужчине и ответил традиционным жестом.

В небе над ними раздался крик Зораи, требующей немедленного внимания. Тарик покачал головой в притворном раздражении и свистнул ей. Она спикировала вниз с диким, пронзительным писком, из-за чего вторая часть двора тоже обезлюдела. Снова самка сокола приземлилась на вытянутую руку Тарика в лунчатой манкале и начала чистить клювом перья, пока он нес ее в конюшню, чтобы покормить.

– Тебе не кажется, что эта птица слегка… испорчена? – Рахим наблюдал за соколом, пока тот заглатывал без передышки целую полосу сушеного мяса.

– Она лучший охотник в королевстве.

– Между тем я убежден, что проклятой птице могли бы простить и убийство. Ты так не думаешь?

Прежде чем Тарик смог возразить, один из наиболее приближенных советников его отца появился в арке, неподалеку от передней.

– Сагиб? Эмир просит вашего присутствия.

Тарик нахмурил брови.

– Что-то случилось?

– Недавно приехал посланник из Рея.

– И это все? – хмыкнул Рахим. – Письмо от Шази? Едва ли оно требует формальной аудиенции.

Тарик продолжал изучать советника, всматриваясь в глубокие морщины, искажающие его лоб, и плотно переплетенные пальцы.

– Что случилось?

Советник уклонился от ответа.

– Пожалуйста, сагиб, пойдемте со мной.

Рахим последовал за Тариком и советником в мраморный вестибюль с колоннами, мимо открытой галереи с выложенным мозаикой фонтаном. Вода, искрясь, выливалась ровным потоком из пасти льва, изготовленного из позолоченной бронзы.

Они вошли в главный зал, где за низким столиком вместе с женой сидел Насир аль-Зияд, эмир четвертой из самых богатых крепостей Хорасана. Их ужин стоял перед ними нетронутым.

Было очевидно, что мать Тарика плакала.

Он застыл на месте.

– Отец?

Эмир, вздохнув, поднял на сына обеспокоенный взгляд.

– Тарик, мы получили письмо из Рея после обеда. Оно от Шарзад.

– Дай его мне. – Просьба была короткой и мягкой.

– Оно адресовано мне. Там есть часть, предназначенная и для тебя, но…

Мать Тарика, расплакавшись, промолвила:

– Как такое могло произойти?

– Что случилось? – повысив голос, потребовал ответа Тарик. – Дай мне письмо.

– Уже слишком поздно. Ты ничего не сможешь сделать, – вздохнул эмир.

– Сначала Шива. Потом моя сестра, раздавленная горем, отняла у себя жизнь. – Она вздрогнула. – А теперь Шарзад? Как такое могло случиться? Зачем? – всхлипывала мать Тарика.

Тарик остолбенел.

– Ты знаешь почему, – прохрипел эмир низким голосом. – Она поступила так из-за Шивы. Для Шивы. Для всех нас.

При этих словах мать Тарика встала из-за стола и выскочила из зала, с каждым шагом ее рыдания становились все громче.