Рене Ахдие - Ярость и рассвет

Двое всадников остановились на почтительном расстоянии от сокола и его добычи.

Солнце освещало со спины первого всадника, сидящего верхом на сверкающем темно-гнедом арабском жеребце породы Аль-Хамса [2]. Мужчина вытянул вперед левую руку и засвистел низко и мягко.

Сокол повернулся на звук, и его глаза с желтым ободком сузились. Потом он еще раз поднялся в воздух и сел, надежно вцепившись когтями в кожаную манкалу, от запястья до локтя обтягивающую руку всадника.

– Будь ты проклята, Зорая. Я опять проспорил, – со вздохом сказал птице второй наездник.

Сокольник улыбнулся своему другу детства, Рахиму.

– Хватит жаловаться. То, что ты ничему не учишься, не ее вина.

– Тебе повезло, что я такой глупец. Кто еще смог бы выдержать твое общество столько времени, Тарик?

Тарик засмеялся себе под нос.

– В таком случае, может, мне стоит прекратить врать твоей матери о том, как ты поумнел?

– Конечно. Разве я когда-либо врал твоей?

– Неблагодарный. Слезай и забери ее добычу.

– Я тебе не слуга. Сам забери.

– Ладно. Тогда подержи это. – Тарик выпрямил руку, на которой сидела Зорая, терпеливо ждущая на своем насесте.

Когда самка сокола поняла, что ее передают Рахиму, она занервничала и заклекотала в знак протеста.

Рахим тревожно попятился.

– Эта ужасная птица меня ненавидит.

– Это потому, что она разбирается в характерах, – улыбнулся Тарик.

– У нее самой характерец что надо, – проворчал Рахим. – Если честно, она даже хуже, чем Шази.

– Еще одна девушка с отличным вкусом.

Рахим закатил глаза.

– Ты себе слегка льстишь такой оценкой, не думаешь? Учитывая, что именно в тебе есть то, что их объединяет.

– Может, такие сравнения для Шарзад аль-Хайзуран и являются причиной того, почему она всегда показывает тебе свой характер. Я уверяю тебя, у Зораи и Шази намного больше общего, чем у меня и моей птицы. А теперь перестань терять время и слазь со своей буйной чалой лошадки, чтобы мы смогли быстрее отправиться домой.

Продолжая ворчать, Рахим спрыгнул с серой ахалтекинской кобылы с гривой, сияющей полированным оловом под пустынным солнцем.

Взгляд Тарика скользил по полосе песка и сухого кустарника на горизонте. Обжигающие волны жа́ра поднимались из моря умбры [3]и глины, затягивая рябью клочки голубого и белого цвета, что покрывали небо.

Положив добычу Зораи в кожаный мешок, прикрепленный к седлу, Рахим вскочил обратно на спину своей лошади с ловкостью молодого вельможи, обученного этому искусству с самого детства.

– Что касается предыдущего спора относительно птицы… – Рахим умолк.

Тарик застонал, увидев полное решимости выражение лица друга.

– Нет.

– Потому что ты знаешь, что проиграешь.

– Ты лучший всадник в сравнении со мной.

– У тебя зато лошадь лучше. Твой отец эмир. Кроме того, я уже проиграл один спор сегодня. Дай мне шанс сравнять счет, – настаивал Рахим.

– И как долго мы еще будем играть в эти игры?

– Пока я у тебя не выиграю. В каждой из них.

– Ну, тогда это будет длиться вечность, – пошутил Тарик.

– Сволочь. – Рахим схватил поводья, подавив усмешку. – В отместку за это я даже не буду пытаться играть честно. – Он уперся пятками в круп кобылицы, прежде чем сорваться с места, направившись в противоположную сторону.

– Глупец. – Тарик, рассмеявшись, отпустил Зораю в небо и перегнулся через шею своего жеребца.

Услышав щелчок языка хозяина, лошадь потрясла гривой и фыркнула. Тарик натянул поводья, и арабский жеребец встал на дыбы, прежде чем коснуться своими массивными копытами песка и пуститься галопом, поднимая мощными ногами вихри из пыли и сора.

Белая рида Тарика вздымалась за ним, а капюшон грозился сорваться с головы, несмотря на то что кожаный ремешок удерживал его.

Когда они обогнули последнюю дюну, за песками показалась обнесенная стеной крепость из желто-коричневого камня и серого известняка, сводчатые башни которой покрывали медные спирали, подернутые от времени бирюзовой патиной [4].

– Сын эмира едет! – закричал дозорный, увидев, что Рахим и Тарик приблизились к задним воротам, отворившимся прямо перед ними.

Слуги и рабочие разбежались с дороги, когда Рахим пролетел мимо скрипящих железных ворот с практически догнавшим его Тариком.

Корзина с хурмой рухнула на землю, ее содержимое покатилось в разные стороны, и ворчащий старик нагнулся вперед, отчаянно пытаясь собрать своенравные оранжевые плоды.

Не обращая внимания на созданный ими хаос, двое молодых вельмож осадили своих лошадей практически в центре раскинувшегося перед ними двора.