Александр Зорич - Карл, герцог

Красный порошок из медальона-миндалины, переданный из губ в губы, приятно горчит миндалем, горечь растекается от языка к гортани, к лёгким, вмиг схлопнувшимся уязвленной устрицей, нисходит вниз и в спазматическом восторге лоно Гибор принимает последнюю крохотную каплю, напоенную миндальной горечью.

– Какие теплые, – говорит Гибор, наслаждаясь поцелуем, наслаждаясь пухлыми губами Магомы из рода Зегресов, ревностного убийцы неверных, которому сегодня утром посчастливилось окоротить на голову четырех кавалеров ордена Калатрава, а днем – умереть в объятиях прекраснейшей.

Головорез, аристократ и многоженец Муса Абенсеррах затворил за собой дощатые ворота госпиталя.

Впереди – опрятный, белый дом. Надпись над входом:

Внутренний двор пуст, в буквальном смысле ни одной собаки.

– Аллах послал тебя, Муса из Абенсеррахов!

Это Жануарий, видный и высокий, астенический образчик христианского служения. Главврач.

– Аллах, – Муса был обезоружен, он не ожидал, что его обнаружат так быстро, – но не только. Ещё меня послал дядя.

– Твой дядя – достойный человек, – упреждающе согласился Жануарий. Он не любил, когда его убеждали в том, что, быть может, и неверно, но всё равно неоспоримо. – Если хочешь, я покажу тебе госпиталь.

Муса согласился. «Слишком быстро согласился», – брюзжал внутри него властный фантазм дяди. Однако Мусе было ясно: блага распределяются в этом мире странно, но иногда получается почти поровну. Ему, Мусе, досталась сабля, могучая родня и покровительство земли и стен. Зато Жануарию – загадочная штука под названием «гнозис» и так называемое равнодушие. Вот почему Муса просто не может перечить лекарю. Может разве что разрубить его пополам.

– Сейчас у нас пусто, – Жануарий распахнул ветхую дверь в сарай, выбеленный изнутри известью.

Муса, словно ныряльщик, всматривающийся в соленый аквамарин отмели, вытаращился вовнутрь. Там, убранные бедно, но опрятно, стояли деревянные кровати.

– Как же «пусто»? А вон те? – несмело, но громко спросил Муса.

Белый мужчина и белая женщина, словно две левые скобки подряд, лежали на кровати. Оба были не одеты.

Муса отвел взгляд. «Рисовать тело грешно, в особенности обнаженное. Однако, рассматривать тело, даже нагое, можно – иначе никак. Но вот смотреть на мужчину-и-женщину похоже, нельзя – чересчур смахивает на картину» – наскоро обустроил экзегезу Муса.

– Кто это? – доискивался Муса.

– Новопреставленные подданные Изабеллы Португальской, супруги Филиппа Доброго, Великого герцога Запада, – церемонно ответил Жануарий. – Женщину звали синьора Гибор. Мужчину – синьор Гвискар.

Бросив в лицо Мусе пригоршню титулатурного конфетти, Жануарий затворил дверь, приглашая продолжить экскурсию.

«По такой жаре через полчаса начнут пахнуть», – не сказал Жануарий.

– У меня дело. Надо чтоб ты помог, – не скоро родил Муса.

Они вошли в святая святых госпиталя. Кожистые книги, заложенные фазаньими перьями. Завиральный глобус. Поношенный астрологический реквизит. Скелет, набор ланцетов в распахнутом приемистой пастью беззубого чудовища футляре.

– Чем могу.

Муса вернулся к двери, которую Жануарий, приветливый к сквознякам, нарочно оставил открытой, и с силой захлопнул её.

– Не хочу, чтобы подслушивали, – пояснил он.

– Вот еще. Нашел казарму! Здесь только ты и я. Пока ты не пришел, я был один.

Муса отступил в нерешительности.

– Один? – встрепенулся он, словно схвативши афериста за рукав. – Один? А эти двое там, на кровати? Они что – не люди?

– Ангелы уже прибрали их, – Жануарий догадался, что Муса не понимает точного смысла слова «новопреставленный».

Муса гадливо поморщился. Ох и свиньи всё-таки эти неверные.

– Ты грамотный человек, – сказал Муса. – Хоть я и могу изрубить тебя словно дичину.

Жануарий понимающе кивнул.

– Ты христианин. Ты можешь справить нужду на мои святыни, – нагнетал Муса.

Пальцы Жануарий смиренно перебирали четки.

– Но я не варвар, у меня широкие взгляды. Мне не нравится тебя запугивать. Я пришел взять тебя на службу.

– Не оправдаю доверия, – предположил Жануарий.

– Да, ты способен на подлость. Но ведь у тебя нету выбора. Хочешь оставаться в своем госпитале – давай, работай. А нет – тогда все.

– И что я должен делать?

– Зегресов знаешь?

– Естественно.

– Нужно, чтобы их не было.

– Помилуй, Муса, у них в роду одиннадцать ветвей. Мне что, убить сто семьдесят четыре человека?