Анастасия Сычёва - Доказательства вины

Простояв минут пятнадцать в очереди желавших попасть в город и заплатив за право прохода две серебряные монеты стражникам, мы въехали в Адэр. День выдался обычный, не базарный, на улицах было не слишком многолюдно, и по знакомому маршруту мы вскоре добрались до темно-серой стены академии. Всю дорогу Люций молчал, каким-то непостижимым образом угадав, что я сейчас не стану ничего обсуждать.

За ворота нас пропустили неожиданно быстро — дежуривший там студент-привратник, как выяснилось, был предупрежден о нашем прибытии и только напомнил мне зайти к декану. Едва въехав на территорию академии, мы сразу спешились и повели лошадей к конюшне. До нас доносились многочисленные страдальческие стоны и командирский зычный голос — во дворе перед академией магистр Дорн уже вовсю гонял каких-то несчастных студентов со стихийного факультета. Пятиэтажное здание с красной крышей, построенное в форме своеобразной звезды, было таким же величественным, утреннее осеннее солнце освещало пока еще зеленую траву, и роса блестела, и небо было потрясающе прозрачным, каким оно бывает только в начале осени, и мне вдруг стало легче на душе.

Обогнув занимавшихся студентов по широкой дуге, чтобы избежать лишнего внимания, мы отправились сразу к крылу, в котором располагался боевой факультет. Занятия были в разгаре, и по дороге нам встретились лишь два аспиранта и незнакомый студент, а уж в коридоре у кабинета Вортона и вовсе царили тишь да гладь. Глубоко вздохнув, — предсказать заранее реакцию декана на мое возвращение у меня не получалось — я постучалась и, дождавшись разрешения, толкнула тяжелую дверь. Вортон сидел за столом в окружении бумаг и при нашем появлении даже не поднял головы.

— А, ваше величество, — на меня он по-прежнему не смотрел, и голос звучал равнодушно, но тем не менее о моем появлении ему уже было известно, — рано вы, мы вас только через несколько дней ждали…

Я молчала, и спустя несколько секунд Вортон оторвался от бумаг и смерил меня задумчивым, внимательным взглядом. Уж не знаю, что он видел, но внезапно его лицо слегка оттаяло и стало более человечным.

— С возвращением, — сказал он нормальным тоном, и я поняла, что он готов видеть во мне не просто Этари или королеву, а студентку своего факультета. — Не буду тратить время на формальности и сразу спрошу: несмотря на раннее возвращение, все наши предыдущие договоренности остаются в силе?

— Да.

— Хорошо. — Он кивнул и перешел на деловой тон. — Значит, так, о том, кто ты, известно только преподавателям. Студенты ничего не знают. Так что ты будешь продолжать использовать свое старое имя, и вся твоя жизнь в академии будет такой же, как раньше. Твоему телохранителю, — он бросил взгляд в сторону Люция, — мы выделим комнату при факультете. Только предупреждаю сразу: стычки между темными и светлыми по-прежнему неизбежны, и я не хотел бы, чтобы какого-нибудь светлого идиота убили только потому, что он косо на тебя посмотрел. Это понятно?

— Вполне, — пожала плечами я. Люций ничего не сказал, но склонил голову в знак согласия.

— Отлично, — удовлетворенно кивнул Вортон. — Окружающим мы решили говорить, что ты собралась замуж за знатного вампира и до свадьбы он приставил к тебе телохранителя — чтобы не возникло ненужных вопросов. Тогда сейчас можешь отправляться в общежитие, а потом и в библиотеку за учебниками. Начало учебного года ты пропустила, но нагонишь без труда. К тому же занятия по некромантии начнутся только со следующей неделе. Расписание висит в коридоре, на физическую подготовку ты по-прежнему можешь не ходить, лекции можешь посещать хоть с сегодняшнего дня. Все, можешь идти.

Взглянув на свою правую руку, я сформировала простые чары невидимости, и обручальное кольцо пропало с пальца. Декан же устало потер переносицу и тоскливо покосился на кипу бумаг, которые изучал до нашего прихода. Но прежде чем он вернулся к ним, в дверь снова постучали, и в кабинет вошел магистр Лэшел, загоревший за лето и нисколько не утративший своего обаяния. Как и Вортон, Лэшел был одет в привычный фиолетовый балахон, длинные волосы собраны в хвост, оставляя открытым молодое, почти мальчишеское лицо, а в ухе качалась серьга — коготь мантара на цепочке. Но едва магистр увидел меня, как добродушное выражение словно стерли с его лица, карие глаза похолодели, и весь облик моего преподавателя стал выражать сдержанное презрение. Выдавив что-то в ответ на мое приветствие, он повернулся к Вортону и уже не обращал на меня внимания, будто меня не было.