Ирина Богатырева - Жити и нежити

– Кто тебе рассказал? Он? Кто?

– Это важно? Хорошо, мне рассказала Джуда. Но это ничего не меняет. Люди хотели бы чуда. А тут – где в этой истории чудо? Ты хотел создать бога, но Ём – человек.

– Только пока живой, – сказал Айс, и я вспомнила его слова, там, в вегетарианской столовке.

– А сам-то ты веришь в это? Ты веришь в Ёма? Не в человека, а в бога внутри него?

Он стоял, прижатый к стене, и смотрел на меня во все глаза. Всё в нём знало уже, что видит он этот мир последние секунды. Я понимала, что сейчас он не имеет права солгать.

Но он колебался. Невидимый часовой механизм щёлкнул, невидимые стрелки дёрнулись и поползли на соседнее деление. Невидимый молоточек ударил трижды по колокольчику, и петух заскрипел, готовый прокричать в третий раз.

Но Айс сказал:

– Да. Верю. В него я верю.

Петух поперхнулся. Механизм заклинило. Я улыбнулась, обвила его шею руками и прижалась к его губам.

Он не соврал. Разумеется, он не соврал – он верил в то, что создал его ум, он был с собой честен, он не мог в этот миг мне наврать.

И он не оттолкнул меня. Стоял, не шелохнувшись, соединившись со мной в поцелуе, а я пила и пила его – до дна.

Катафалк летел по дороге со скоростью камня, выпущенного из пращи. Прыгал на ухабах, почти не притормаживал на поворотах. Содержимое его швыряло из стороны в сторону и подбрасывало. Содержимым его были мы.

– Что, ребята, скинемся водителю на венок? – шутил великовозрастный панк, глава семейства таких же панков, сам ржал над своей шуткой и тут же получал от жены по башке:

– Идиот, – злилась она и принималась колотить в кабину водителю: – Эй, потише, не дрова везёшь!

Не дрова, он вёз нас: меня, Дашу и распрекрасное панковое семейство – маму, папу и целый выводок детей, мал мала меньше. Старшей было шестнадцать, она уже догоняла родителей в объёмах и количестве татуировок на квадратный сантиметр кожи. Младшего-грудничка мамаша держала на руках. Трёхлетнего пацана постоянно рвало, а его сёстры-погодки сообщали со злорадством: «А Ваню опять рвёт! Сосисками!» Все были мясистые, белая плоть вылезала из разрезов и дыр на чёрной джинсовой одежде. Целыми на них были только футболки с эмблемами рок-групп.

Даша во всей этой галиматье чувствовала себя комфортно, хохотала над шутками, помогала вытирать детей и вообще была само дружелюбие. А вот меня душили приступы мизантропии, а тошнило не меньше, чем бедного Ваню. Каждый толчок отзывался в теле, каждый взрыв смеха заставлял сжать зубы и терпеть. «Я знаю тринадцать надёжных способов, – думала, закрывая глаза, – утопиться – раз, удавиться – два…» Но даже ментальные упражнения о том, с каким удовольствием я бы применила к себе любой из них, будь я человек, не помогали. Мне было очень фигово, и я знала, что это была расплата за Айса.

Хотя грех жаловаться: могло быть хуже. Меня могло уже не быть. В образе человеческом. И я была готова к этому. Ночью, уйдя из студии, я шаталась по городу в забытьи, почти в обмороке. Смутно помню, как сидела, сжавшись в комок, у какого-то подъезда. Выла. Кажется, плакала. Потом кто-то там появился и меня турнул, обругав последними словами. Я поплелась дальше и всю ночь уходила, только завидев людей: я боялась, что в беспамятстве съем ещё кого-нибудь, и тогда мне точно не будет прощения. Были лавочки в парке, куст у пруда, стеклянная остановка, тупик в подземном переходе метро… И одна дурацкая, навязчивая мысль: не отрос ли у меня хвост. Даже проверяла, кажется. Но нет, хвоста не было.

Под утро стало легче. Тогда и вспомнила о Даше. Она собиралась на фестиваль автостопом, и, вовремя позвонив, я успела её перехватить. Это было правильное решение: одна бы я туда не добралась.

И вот наш катафалк, точнее, грузовая «Газель» с пустым кузовом, летел по трассе, словно опаздывал на чьи-то похороны. Внутри не было даже скамеек, мы сидели на своих рюкзаках. Меня болтало по полу. Но катафалк был подарком судьбы, и ему, как дарёному коню, негоже было в зубы смотреть: он подобрал нас очень быстро, а ехал прямиком на тот фестиваль. Такую удачу на дороге не упускают.

Рядом опять мучительно закашлял мальчик, в нос ударило кислым, и сёстры провозгласили:

– Картошка-фри!

– Что вы ещё успели сегодня съесть? – сочувственно поинтересовалась Даша, и дети мстительно захихикали, давая понять, что скоро это станет известно всем.

Тут катафалк особенно удачно вильнул, и нас впечатало в окошко задней двери. Стало видно залитое солнцем поле и полосу берёзовых посадок вдоль него. В кювете стоял, накренившись, «Икарус».