Дарья Иволгина - Степная дорога

– Вот и управляйся. Устала я сегодня…

Экипаж покатил к воротам.

Возвращение в пещерный храм оказалось тягостным. Во время путешествия рабыни Фатагара не смели плакать и жаловаться на трудности. Но когда пришлось оставить экипаж и идти пешком по горным тропам, началось настоящее бедствие. Почти все мгновенно сбили ноги в кровь и плелись еле-еле. У Салиха руки опускались. Он вынес на руках Алаху, когда та обезножела, но не тащить же на плечах двадцать девчонок сразу!

– Можно с непривычки надорваться, – пожаловался он младшему брату.

На самом деле им было не до шуток. До перевала оставался день пути. И непонятно было, как пережить этот день.

Алаха выслушала сетования обоих братьев, надулась и заметила сквозь зубы:

– Вы слишком с ними нежничаете. Обыкновенные девчонки, рабыни.

– Они больше не рабыни, – запротестовал Мэзарро.

Алаха смерила его высокомерным взглядом.

– Да? Ты так думаешь, Мэзарро? Смотри, чтобы твоя стрела не пролетела мимо сокола! Свобода не приходит к рабу сразу после слов "иди, ты свободен". Быть свободным – такое же искусство, как быть воином. Поразмысли над моими словами, и ты поймешь, что я права.

Салих изумленно посмотрел на свою бывшую госпожу. Она действительно была права! Далеко не всякий человек начинает чувствовать себя свободным сразу после того, как с него снимают ошейник раба. Разве что тот дикий венн, которого Салих встретил у виллинов… Но тот человек – Салих понял это почему-то с первого взгляда – вообще был исключением. Из любого правила. Так что о нем и рассуждать сейчас не стоило.

– А коли они в душе все еще рабыни, – продолжала Алаха, – то следует воспользоваться этим. Господское слово для них страшнее холода, господский приказ сильнее голода, а господская воля способна залечить даже раны на ногах, и если господин велит идти, они встанут и пойдут! Нужно только погромче на них прикрикнуть.

Салих кивнул. Мэзарро с ужасом переводил взгляд с брата на Алаху.

– Вы это серьезно? – спросил наконец младший брат.

– Да, – сказала Алаха. – Я не шучу.

– Она права, Мэзарро, – вздохнул Салих. – К сожалению, я знаю это по себе…

К "господскому" костру тихо приблизилась Хайманот. Уроженка жаркой Мономатаны, чернокожая невольница больше остальных страдала от безжалостного холода. Алаха чуть подвинулась, давая ей место у огня.

– Госпожа… – заговорила Хайманот, пугливо поглядывая то на Алаху, то на Салиха (в Мэзарро она безошибочным рабским чутьем угадывала "младшего надсмотрщика", менее страшного, чем остальные). – Мы слишком долго жили взаперти… Конечно, жить в клетке, пусть даже золоченой, – страшно. Моя младшая сестра повесилась, не выдержав заточения… Господин Фатагар издевался над нами, обращался с нами как с животными – даже хуже… Не было ничего отвратительнее его извращенных фантазий и злых капризов. Но вы… – Она прикусила губу, поглядела на Салиха так, словно умоляла понять ее правильно. – Вы все… вы убиваете нас. Мы не привыкли… к такому. К холоду, к голоду… К горным тропам… У нас болят ноги, а некоторые уже кашляют…

– Вас ведь с самого начала спрашивали, не желает ли кто-нибудь остаться, – ледяным тоном произнесла Алаха. – На что ты жалуешься теперь?

– Я не жалуюсь… – пробормотала Хайманот.

– Можешь вернуться, – предложил Салих, пожалуй, чуть-чуть резковато. – Тебя ждут широкие объятия господина Фатагара. Его плетка, его роскошная кровать с зеркалом и многое другое, по чему ты, несомненно, тоскуешь.

Хайманот зажала уши и медленно покачала головой. Салих взял ее руку и силой отвел в сторону.

– Ну, ну. Почему ты не хочешь меня слушать?

На него глядели широко раскрытые черные глаза. Огромные и влажные, в густых, пушистых ресницах. И эти глаза безмолвно умоляли о жалости.

– Придется вам потерпеть и холод, и голод, – сказал наконец Салих помягче. – Свобода стоит того, Хайманот, можешь мне поверить.

– Куда ты… куда вы ведете нас? – спросила чернокожая рабыня.

– Здесь, в пещерах, есть древний храм, прибежище несчастных. Праматерь Слез принимает к себе и рабов, и девушек, чья жизнь искалечена недобрыми людьми… Ты слышала когда-нибудь о ней?

Хайманот покачала головой.

– Господин! Ты, наверное, ошибаешься! Нет такого храма, где жрицы согласились бы принять нас! Подумай о том, кто мы такие… Жрецы скажут, что мы запятнаны развратом, – и будут правы! Да и беглых рабов не возьмет к себе ни один храм. Я слышала много рассказов о таких вещах. И всегда дело заканчивалось смертью той несчастной глупой рабыни, которая пыталась найти себе убежище у ног какого-нибудь Бога… Боги служат господам и любят богатых и сильных. Бесправным и бедным не служит никто…