Михаил Успенский - Белый хрен в конопляном поле

И вождь Напузи съел печень могучего Камазу и получил силу, достаточную для несения восьми и даже десяти крокодилов зараз, но этого все равно было недостаточно — слишком уж ответственный предстоял поединок.

И тогда поднялся с места опытнейший полководец Жюки-Жюки, славившийся умением топить врага в крови своих воинов.

— О Напузи! — воскликнул он. — Жить мне все равно осталось недолго, так уж и я пострадаю. Съешь мою печень — и сам обретешь великое полководческое искусство!

И вождь Напузи съел печень великого Жюки-Жюки, но это было уж и вовсе ни к чему — ведь предстоял-то поединок, а не битва тысячи против сотни.

Тогда пришел к вождю юноша Данко-Данко, чье сердце было преисполнено любви к людям.

— О Напузи! — сказал он. — Съешь мое сердце, любовь к родному племени уверенно направит твою руку в поединке!

— Нет, — возразил колдун Кио-Кио. — Не делай этого, о Напузи, ибо любовь к своему народу есть не сила вождя, а его слабость. Лучше убей коварного Данко-Данко и съешь его печень просто так — для удовольствия.

И вот уже съедены были вождем все хоть чего-то стоящие печени мужей племени еле-еле, а уверенности в победе не было.

Тогда колдун Кио-Кио предложил:

— О Напузи! Твой племянник Мбулу Пропаданга славится своей хитростью, хотя и говорят, что ему дает советы мудрый паучок Ананси. Съешь его печень — и ты обманом победишь любого врага!

Тогда Мбулу Пропаданга послушал, что скажет спрятанный в его ухе паучок Ананси, вышел вперед и сказал:

— Я еще молод, и вся хитрость моя наперед будет известна врагу. А вот если я познаю все науки и все уловки белых людей, да если печень моя преисполнится неведомой врагу мудрости — тогда побежит прочь проклятый Хирамба, даже не приняв боя. Дай мне, о Напузи, мешок с золотым песком, и вскоре я вернусь, чтобы и свою молодую жизнь принести в жертву племени еле-еле. А до тех пор довольствуйся печенью колдуна Кио-Кио — там столько хитрости, что она у нас уже в горле стоит.

— И верно! — сказал мудрый Напузи и потряс в знак согласия своими кулу-кулу, и они зазвенели громче обычного, что было добрым предзнаменованием.

И Мбулу Пропаданга взял золото, и пошел, и шел долго-долго, покуда не оказался в славном городе Плезире перед стенами Академии…

— Поучительная история, — сказал Бен Баррахлоу, когда низкий голос арапа отзвучал под сводами темницы. — Только я не понял — возвращаться-то ты думаешь?

— Бвана моряк, — сказал Пропаданга. — Среди черных людей, способных вернуться в такой ситуации, столько же дураков, сколько среди белых людей, задающих подобные вопросы. У меня в Плезире невеста, дочь старосты ювелирного цеха, за ней дом дают, хоть мои кулу-кулу и не звенят, как у наших и ваших вождей.

— Ты что, отец, — сказал Терентий. — Он хоть и черный, но не темный же… Слушай, а жучок этот — он что, до сих пор с тобой?

Мбулу Пропаданга ткнул себя в ухо:

— Конечно. И он уже усвоил достаточно белых премудростей, а поначалу от него толку не было… На всех экзаменах выручает, на все вопросы отвечает…

— Спроси у него, кто этот парень, похожий на моего брата? — сказал Терентий.

Пропаданга повернулся ухом в сторону Тихона-бледного. Из черной глубины показалась какая-то алая крупинка.

— Не соврал черномазый, — удивился боцман.

Тихон-бледный шарахнулся в угол.

— Не любит, — пояснил афробонжурец. — Ананси говорит, это сильный-сильный мганга-колдун. Настоящий колдун. Может быть, самый сильный в мире. И он твой брат, твой родной брат. У вас один отец и одна мать. Только где же еще один брат, спрашивает Ананси? Вас должно быть трое…

— Сроду нас не было трое, — насупился Терентий. — Эй, ты, чучело перепелесое, признавайся, кто ты есть, откуда взялся?

— Я принц… — сказал Тихон-бледный.

— Ха, принц! Да я ведь тоже… хм… не на помойке найден. Чей ты принц?

— Не имеет смысла лгать, — сказал Тихон-бледный. — Я Тандараден, принц всех эльфов Агенориды.

— О! — обрадовался боцман. — Вот и настоящий эльфийский шпион! Кричи часового — мы его сейчас сдадим и выйдем на волю…

— Нет! — воскликнул молчавший дотоле Брателло. — Это не по понятиям! Пусть брат наш часовой ничего не знает!

— Ну ты, дядя! — одернул боцмана и Терентий. — А еще пират называется! Может, он и шпион, а может, и действительно мой брат. Да хотя бы и шпион! Братьев не сдают. Только куда же Тихон-то подевался, не знаешь?

— Не знаю никакого Тихона, — сказал бледный. — Ты мне мешаешь. Отнимаешь силу. Ты не нужен. Ты лишний. Хватит одного меня.