Наше путешествие по фронтовым и прифронтовым местам длилось месяца два. Мы проехали много деревень, каких-то больших и малых райцентров. За это время было много неповторимых, единственных в жизни интересных встреч. Встречи и человеческие разговоры, которые бывают только в дни войны. В райцентре Локоть наш зимний транспорт, сани, заменили на телеги. Неподалеку от райцентра была маленькая железнодорожная станция или разъезд. На этом разъезде скопилось много артиллерийских снарядов. Снаряды подвозили ежедневно все новые эшелоны. Вот эти снаряды, в течение двенадцати или пятнадцати дней мы на телегах перевозили со станции в лес, километра за полтора или два. В этом лесу была огромная площадка, размеров примерно метров шестьсот на семьсот. Вся она еще до нас была заставлена огромными штабелями со снарядами. Снаряды были очень крупные. До этого мне еще не приходилось видеть подобные!
Каждый снаряд был упакован в отдельный ящик, и некоторые были столь тяжелы, что поднимали мы их вдвоем, и то с трудом. Как их только заряжали в пушки? Было много новейших реактивных снарядов, которые наши казаки называли 'ванюшами'. Они шутили, что у русских есть 'катюши', а немцы к 'катюшам' на фронт, чтобы они не скучали, прислали своих 'ванюш'. Охрана артиллерийского склада была столь мала, что мы ее не видели. Это нас, русских, тоже удивило. Нам казалось, чтобы взорвать его, партизанам не составляло никакого бы труда. И не смотря на это, метрах в двадцати от штабеля, в лесном овражке лежало два трупа. Один был мужчина лет двадцати двух. Другой совсем еще мальчик лет двенадцати. У обоих руки были связаны за спиной. У обоих на затылке были стреляные раны и запекшаяся кровь. У одного рядом валялся мешочек с солью. Одеты они были в гражданскую одежду и, судя по ней, казаки определили их как партизан. Немцы тогда готовили летнее наступление, и для этого здесь организовали такой огромный артиллерийский склад.
Вид брошенных в овраг убиенных партизан навел казаков на печальные раздумья.
Сидя на еще не уложенных в штабель снарядах, они курили и не торопясь рассуждали:
- Хоть эти расстрелянные были партизанами, но все равно они наши же, русские. По правде говоря, на кой хрен сдались нам эти немцы?
Кто-то возразил:
- Умный ты больно. Может, тебя красные возьмут или сам попросишься вот к этим партизанам? - и рукой показал в сторону расстрелянных.
Казаки курили и раздумывали. Потом один мудрый сказал:
- Братцы, в самом деле, что на немцах или партизанах весь свет клином сошелся? Что мы, сами не сила? Был же батька Махно. Сам по себе был, да и воевал еще как. Оружия у нас навалом. Не собрать ли нам круг казацкий, как было в старину. Поговорим, обсудим, плохо, что ли?
В это время где-то поблизости раздался такой душеразрывающий грохот, словами это не опишешь. Гудела земля, мелко дрожали березы. Всего несколько секунд, и все сразу смолкло. Когда мы стали приходить в себя, мы были все растеряны, ждали нового грохота и никто не мог вымолвить ни одного слова. Потом послышалось:
- Казаки, гайда по домам, кончай работу. Пусть сами немцы поработают. Это их работа.
Перепугавшись страшного грохота, мы все уехали домой. В разговоре некоторые уверяли, что это в лесу далеко от нас взорвался штабель со снарядами. Большинство так и думало. Другие уверяли, что это стрельнули русские сразу из нескольких 'катюш', чтобы немцы знали и боялись. Как бы это ни было, вскоре об этом позабыли, и больше разговоров на эту тему не было.
Однажды на улице ко мне подошел полицай из Михайловки. Встретились мы случайно. Он издали узнал меня и решил подойти ко мне. При советах он был учителем в школе. Во время войны он вместо того, чтобы эвакуироваться с красными, перемахнул к немцам. Служил им сознательно, от всей души. Был вместо учителя полицаем и воевал с партизанами. Мне такие идейные не нравились. Он же, не зная этого, оценив меня по внешнему виду, по немецкой униформе, считая меня своим единомышленником, от души рассказывал свои переживания, настроения и свои дальнейшие планы. Несмотря на то, что он здорово пострадал и сам хорошо видел, что немцы отступают, что возврата им уже не будет, он все же надеялся вернуться к себе домой. Скорее всего, он вспоминал и жалел ту мирную жизнь, в которой жил до войны. Он рассказал, что в Михайловке сейчас красные, а он сам едва успел унести свои ноги. Что еще задолго до прихода красных, многие жители ушли в партизаны. Некоторых они потом изловили и расстреляли. Я понял, что свою судьбу он поставил не на ту карту, потому и проиграл. Теперь бежит на запад.
Читать дальше