Андрей Буторин - За краем земли и неба

Теперь, будучи в полном одиночестве, девочка даже и не пыталась сдерживать слезы. Они не хлынули бурными солеными ручейками, поскольку не было силы тяжести, чтобы тянуть вниз эти скорбные потоки – слезы набухали прозрачными полушариями в глазницах и, отрываясь, превращались в колыхающиеся шарики, которые медленно плыли по кабине.

Не стыдилась Кызя и громких рыданий. Ну и пусть ее горе, выпущенное на волю, записывают холодные бездушные приборы! Вряд ли кто-то сумеет прочесть и прослушать эти записи. А если и смогут – пусть! Какое это имеет значение сейчас? Какое значение это получит потом, если рядом с нею не будет Хепсу?

И девочка плакала. Громко, навзрыд, захлебываясь рыданиями, давясь стоном, глотая горько-соленые слезы. Так она не плакала еще никогда, с тех пор как себя помнила. Она забыла обо всем, полностью отдавшись нахлынувшему чувству. Казалось, из нее вытекали сейчас все невыплаканные слезы…

Это продолжалось долго, но всему приходит конец. Рыданья перешли в громкие частые всхлипывания, прозрачные шарики отрывались от глаз все реже и становились все меньше. Уставшая от сверхэмоциональной встряски, Кызя, все еще продолжая тихонечко всхлипывать, неожиданно для самой себя уснула. И проспала тоже очень долго, а когда проснулась от чувствительного толчка, то увидела льющийся с поверхности экранов свет. Но это не был свет далеких звезд, как называл их Учитель, – это светилось родное серое небо!

Кызя подтянула поближе дополнительный экран и, пощелкав клавишами на пульте, вывела на него изображение «вида сверху». Внизу вместо ожидаемой глади основы виднелась земля: зеленая пена лесов, бугорки скалистых гор, коричневые прямоугольнички полей, светлые пятнышки селений с темными точками домов… Правда, сместив направление обзора чуть в сторону, Кызя увидела и основу, но очень далеко, в туманном воздушном мареве. Между черной гладью и лесной зеленью тянулась широкая унылая желто-серая полоса. А вдоль полосы, словно отделяя ее от цветного пространства острова, возвышалась ровная цепочка маленьких бугорков, уходящая в обе стороны так далеко, что также тонула концами в воздушной дымке.

Капсула опускалась очень быстро; земля приближалась столь стремительно, что девочка почти уверилась в скорой своей неминуемой гибели. Но почему-то эта мысль не испугала ее. Напротив, она вздохнула с облегчением: все равно без Хепсу ей жить не хотелось. Вот только бы поскорей все закончилось, думала она, а то уж очень больно впились в тело ремни и в кабине капсулы стало невыносимо жарко.

Находясь уже на грани между сознанием и беспамятством, девочка ощутила сильный толчок. Сердце скакнуло в груди, а ремни перестали давить. Снаружи послышался ровный гул. Глянув на экран, Кызя увидела, что падение резко замедлилось. Как ни готовилась она к скорой гибели, но бесконтрольная радость все-таки полыхнула в душе. Сколько ни говори себе, что умирать совсем не страшно, что смерть может быть единственным избавлением от бед и страданий, но человеческое естество, изначально призванное к жизни, не обманешь.

«Значит, буду жить, – равнодушно подумала Кызя. А вот плакать она себе запретила. Решила, что будет страдать молча. – И потом, – опомнилась она, – с чего я взяла, что Хепсу больше нет? Его нет рядом, но это не значит, что его нет вообще! Что ж, буду его ждать. Ждать и искать!» У жизни вновь появился смысл, и девочка сразу приободрилась.

Внизу уже ясно можно было различить коробки домов. Странных домов, словно недостроенных, – без крыш. Между ними и в них копошились крохотные человечки, с каждым мгновением становившиеся крупнее. Вот уже стало возможно различить, что люди эти голые, только вокруг их бедер виднелись повязки. Многие стали задирать головы, услышав подозрительный гул с неба.

Кызя видела, что капсула снижается на свежевспаханное поле, и к этому полю уже ринулось большинство обнаженных людей.

«Ой-ей-ей! – подумала Кызя. – Куда это меня занесло? Не разорвут ли меня сейчас эти голые дикари?»

И вот тут-то ей стало страшно. По-настоящему: до дрожи, до холодного пота. Страх этот, не рациональный – скорее, первобытный, животный, захватил ее полностью, не оставив в сознании ни малейшего лучика здравого смысла. В самом деле, неужели так уж смогли напугать совсем не глупую, да и не такую уж маленькую девчонку какие-то полуголые люди? Да, возможно, некая опасность от них могла исходить, но реакция Кызи на предполагаемую угрозу явно этой самой угрозе не соответствовала… Скорее, она послужила лишь толчком для взвинченного до предела последними событиями рассудка, чтобы сорваться ему в пучины почти самого настоящего безумия.