Сергей Шведов - Зверь

– Обратите внимание, товарищ полковник, на коварство наших пращуров. В ножку заливался яд, в чашу – вино. Потом вы спокойно пили из этого кубка и передавали братину по кругу. Но перед этим нажимали вот на этот изумруд. В дне чаши появлялось микроскопическое отверстие, и яд попадал в вино. После этого ваших собутыльников выносили ногами вперед.

– Так вы считаете, Клыков, что Василиса Радзинская собирается кого-то отравить с помощью этого кубка?

– Вовсе нет, товарищ полковник. Видимо, ей зачем-то понадобился вот этот кусочек пергамента. – Клыков достал из кармана перочинный ножик и извлек из полой ножки листок, свернутый в трубку.

Воронин заглянул Славке через плечо и попытался прочитать текст.

– А почему чернила красные?

– Это, старик, не чернила, это кровь. Поразительно, что она не выцвела. Такое впечатление, что написано все это было вчера.

– Так, может, не вчера, а год назад и писала сама Василиса?

– Все может быть, Герман. Тем более что текст заклятья написан почти современным языком. Можно я его сфотографирую?

– Валяй, – пожал плечами полковник.

Увы, древний пергамент оказался с хитринкой, и цифровая фотокамера не сумела сохранить в своей памяти текст. Это было странно. Тем более что этот текст свободно читался невооруженным глазом. И очень он был похож на детский стишок. Но если кому-то хочется верить, что перед ним древнее заклятье, – на здоровье. Воронин же считал, что имеет дело с обычной фальшивкой, сварганенной нашим современником, дабы разыграть доверчивых знакомых.

Воронина сейчас волновали не литературные упражнения, а вполне насущные проблемы. Надо было что-то делать с психопаткой, вообразившей себя предтечей нового бога. Почему-то в последнее время эти предтечи поперли косяками. Куда ни плюнь – всюду сектанты. И каждый норовит объявить себя богом на глазах изумленной подобным нахальством милиции. А приказа хватать и не пущать все нет и нет. Видимо, нынешних наших правителей не прельщает слава Понтия Пилата.

– Звоните супруге, Борис Степанович. И предупредите ее, что приедете с охраной.

– Я вас подстрахую, – сказал Иванов.

– Пожалуй, – не стал спорить Воронин. – Богов я не боюсь, но вступать в битву с сектантами мне не хочется.

Офис ясновидящей Василисы занимал чуть ли не целый этаж недавно построенного здания. Воронин прикинул в уме, во сколько обошлась новоявленной пророчице аренда помещений, и присвистнул. А если учесть, что Радзинская строит храм где-то в пригороде, то приходится признать, что нужды в средствах она не испытывает. Конечно, у нас есть немало богатых буратин, готовых выложить приличную сумму за гадание на кофейной гуще, но вряд ли на их скромные пожертвования можно построить каменные палаты. Здесь явно не обошлось без щедрых спонсоров. Которые, впрочем, тоже не настолько глупы, чтобы выбрасывать деньги на ветер. Значит, у них в этом дел есть корыстный интерес. Знать бы еще какой.

– Видимо, им нужна мана, – предположил Щеголев, нервно передергивая плечами.

– Каша, что ли? – не понял Воронин, заруливая на стоянку.

– Мана – это космическая энергия, приносящая удачу, почести, богатство и славу, – пояснил Клыков, сидевший на заднем сиденье. – По-моему, я тебе это уже говорил.

– Ну, извини, запамятовал. Я с детства не люблю манную кашу. И как только вы упоминаете про эту «ману», у меня сразу же портится аппетит. Да не волнуйтесь вы так, Борис Степанович, ваша жена знает, что имеет в моем лице дело с оборотнем. Так что вы за мной как за каменной стеной.

– Меня поражает ваше легкомыслие, Герман Всеволодович, – поморщился Щеголев. – А ведь вам есть чего бояться.

– Например?

– Штурмбанфюрер Радзинский считал, что Зверь живет за счет энергии своих детей и вообще потомков. Рано или поздно они приходят к нему, и он высасывает кровь из их жил. Именно поэтому в деревне Мореевке полно старух, но очень мало стариков. Да и те, видимо, были зачаты не от Зверя или его потомков. Мне это предположение поначалу показалось бредом, но сейчас я не знаю что думать.

Воронин, уже покинувший машину и решительно шагнувший к дому ясновидящей, остановился и резко обернулся.

– Вы это серьезно, Щеголев?

– А какие в данной ситуации могут быть шутки, Герман Всеволодович? Я счел своим долгом вас предупредить (когда выяснил у господина Клыкова), что ваш прадед, ваш дед и отец умерли не вполне естественной смертью. Радзинский считал, что в этом, видимо, и был смысл древнего проклятья: вечная жизнь за счет собственного потомства.