Вера Чиркова: Свобода и неволя

— Мне пора дать тебе по шее или сначала все же объяснишь зачем?

— Не здесь, — отказался Дайг и показал взглядом вниз, где притихший зал с восторгом внимал пению красавицы.

Вслушался и Инквар, почти сразу став почитателем своеобразного пения Тамильи, хотя до конца песни так и смог окончательно решить, сильный у нее голос или нет. У него просто не было для этого возможности, женщина не пыталась удивить слушателей ни роскошными руладами, ни богатством оттенков мелодичного голоса, пела негромко и незатейливо, так, как нежные матери поют колыбельные любимым чадам.

Через некоторое время Инквару стало казаться, что Тамилья поет только для него одного, и не просто поет, а делится с ним своими мыслями, бедами и радостями, находками и потерями. Давно известная искуснику старинная песня о девушке, не дождавшейся жениха из похода, оказалась вдруг совсем незнакомой, полной острого, рвущего душу горя и безысходности. Многие слушательницы к концу баллады откровенно всхлипывали и сморкались в платочки, молодые мужья и женихи крепче и нежнее обнимали плечи своих возлюбленных, а старшие прятали хмурые взгляды и сильнее стискивали зубы.

— Сколько слушаю… — хрипловато выдавил Дайг, вскочил с места и сбежал, оставив искусника одного в этой тайной ложе.

Инквар понимающе глянул ему вслед и поспешил перевести взгляд на ученицу. Теперь он больше ни на миг о ней не забывал, но очень надеялся, что замечательное пение командирской супруги отвлечет от Лил ее ухажеров.

Как оказалось, напрасно он рассчитывал на великую силу искусства. Канз, явно не впервые слышавший пение Тамильи, времени зря не терял. За последние несколько минут самоучка успел положить руку на спинку скамьи, и теперь его пальцы осторожно, но настойчиво поглаживали худенькое плечико Алильены. Инквар поспешно поднял рукав, с минуту вглядывался в камни браслета, тревожно переливающиеся разными цветами, и наконец, сердито фыркнув, оставил его в покое.

Сердился искусник на себя, за наивную веру в могущественный артефакт, хотя заранее мог бы сказать, что ничего разобрать с его помощью не получится. Слишком много поблизости различных амулетов, наемники ведь не простой городской люд, у них у каждого не по одной магической вещице, зачарованной на всевозможную защиту. И на своих женщин и детей они тоже стараются повесить хоть отвод глаз, чтобы спокойнее было на душе, когда придет время надолго покинуть убежище.

На сцене сменилась солистка, теперь там стояла одна из причесанных Инкваром девушек и, бойко притопывая, пела праздничную шуточную песенку, уверенно разгоняя грусть, навеянную пением Тамильи. Слушатели оживились, хлопали и топали в такт, а некоторые даже негромко подпевали, поэтому почти никто не заметил тихую, но яростную перебранку между Канзом и Гарвелем, обнаружившим наконец наглость самоучки. Инквар добавил себе тонкости слуха, попытался разобрать, о чем они говорят, но во всеобщем шуме и веселье до него долетали только обрывки фраз.

Гарвель напирал на бессовестность «соперника», пользующегося недостойными методами и не заботящегося о девичьей репутации, Канз, язвительно ухмыляясь, спрашивал, сама Анни попросила за ней присмотреть или это ее учитель выдал другу такое задание.

— Мы просто коллеги, а не друзья, чтобы давать такие поручения, — огрызнулся ювелир, и Инквар невесело фыркнул.

Отказ Гарвеля от друга, пусть и несерьезный, оказался довольно неприятной пилюлей, и это была еще одна важная причина держать от себя подальше влюбленную девчонку. С такими всегда куча проблем, без которых жизнь намного проще и удобнее.

Алильена двинула плечом, что-то буркнула, и Канз нехотя убрал руку. Но хватило его ненадолго, уже через минуту, склонившись к девушке так близко, что задевал губами ее веночек, самоучка нашептывал Алильене какие-то басни и сам первый смеялся над собственными шутками. Инквар скрипнул зубами и задумался, ища надежный способ отвадить его от девчонки и одновременно поссориться с Гарвелем.

Лицедейки тем временем продолжали праздничное выступление, пели и танцевали, разыграли небольшую веселую сценку и наконец исчезли, оставив на сцене только музыкантов.

Появившиеся откуда-то бойкие парнишки мигом подняли на сцену столик, уставили его снедью и добавили пару глиняных кувшинов, судя по величине, с медовым квасом. «Видимо, тут принято весь вечер развлекать пирующих музыкой, и значит, пора покидать уютное местечко», — понял Инквар, однако уйти не успел.