Владимир Храмцов - Энио, или Чертовски невероятные приключения ролевиков в городе Ру

Джива посмотрела вверх: ворота были очень высокими и, казалось, уходили в самое небо, касаясь разноцветных туч. Затем она глянула вниз и увидела под своими ногами… отсутствие какой-либо твердыни. Глубоко внизу кипела раскаленная лава. «Ой», — только и проронила Энио и в сей же миг стремительно полетела вниз.

— Что происходит? — спросил Копростасис.

— Падаем, — констатировала Инна.

— Не страшно?

— Ни капельки, — сказала она спокойно и в тот же миг скорчилась от боли. Инна резко вынула из ножен игровой ксифос [17] Ксифос — прямой обоюдоострый меч длиной около 60 см. Остриё ярко выраженное, клинок листообразный. Был распространён в основном у греков и спартанцев. , вонзила его в землю, опираясь на оружие что есть сил, но все же не выдержала, припала на левое колено и процедила сквозь зубы: какая адская боль!

— Она и есть, адская, — сказал Копростасис, — терпи, Елена Прекрасная, терпи.

Энио погрузилась в раскаленную плазму. Джива неистово кричала от боли, а Иннино физическое тело забилось в страшных судорогах и, казалось, раскалилось докрасна. Копростасис смотрел на происходящее искоса, вертя головой то влево, то вправо, с присущим ему, птице-кьюнгу, непомерным любопытством.

Энио коснулась дна плазменного озера и её отбросило обратно, будто резиновый мячик, до того места, откуда она сорвалась вниз. И вот, джива снова очутилась у ворот Храма Мандалы. Ворота медленно открылись. Иннина душа посмотрела на свои руки и ноги: они стали полупрозрачными.

сказал Копростасис, и Инна снова встала в полный рост.

— Что джива видит внутри храма?

— Я все вижу, как на картине Клода Моне, — сказала Инна, открыв глаза. И действительно, только Моне мог написать такую картину березового леса: листва деревьев перед капищем в глазах Инны отразилась размытой акварелью.

— Я же спросил, что видит твоя душа, а не ты сама! — сказал кьюнг, — закрой глаза. Твое тонкое тело — это очень чувствительный прибор, который надо правильно настроить. Что ты видишь внутри себя?

Энио шагнула через порог и очутилась в очень просторном помещении.

— Впереди какое-то возвышение, а на нем — чаша.

— Это алтарь. Пусть джива возьмет чашу.

Пройдя в центр храма и взяв в руки золотой сосуд, Энио подняла голову. Над ней сиял излучавший божественный свет громадный купол, на внутренней поверхности которого была начертана переливающаяся всеми цветами радуги сложная геометрическая фигура с четырьмя треугольниками в основании, вписанными в окружность, и с иероглифом, напоминавшим цифру «три» с хвостиком и точечкой, в центре.

— На куполе такой интересный знак! — молвила Инна.

— Это и есть мандала, карта вселенной. Или ты об иероглифе?.. Он означает самый первый вселенский звук «аум». Если чаша у Энио, пусть идет вперед, за алтарь.

— Здесь трон.

— Точнее — престол. Кто на нем сидит?

— Не пойму… Я? Нет, кажется это мужчина.

— Вообще-то это Атман, Фраваши, Суперэго, бесполое божественное Я. Пусть душа отдаст ему чашу.

Энио протянула чашу Атману, который какое-то время разглядывал содержимое золотого сосуда. Жидкость имела темно-фиолетовый цвет. Атман сделал глоток.

Копростасис видел в этот момент, как к центру Инниного горла поднимается сверкающий золотистыми лучами полумесяц. В том месте, где у мужчин кадык, кьюнг наблюдал яркое фиолетовое сияние, под которое поднялся полумесяц, остановился и тоже засиял — золотистым цветом.

— Странно, — молвил кьюнг. — Никогда бы не подумал, что женщина на это способна.

Из глубины ставшего устойчивым фиолетового сияния к центру головы потянулся росток с золотым бутоном, последний быстро набирал силы и вскоре превратился в огромный цветок, в котором было не счесть лепестков. Цветок расцвел, точнее, раскрылось лишь несколько из его лепестков. Инна открыла глаза, и они засияли неземным светом. Её аура переливалась всеми цветами радуги.

— Я тебя вижу, кьюнг, — сказала пробудившаяся душой девушка и тут же весело расхохоталась: на одном из камней она увидела причудливое существо ростом около двадцати сантиметров. Птицей это создание трудно было назвать: то был просто серовато-бурый ком перьев. Трудно было даже предположить, что сей ком способен летать, ибо крылья у него были, мягко говоря, сомнительные.

— Ха-ха-ха, ха-ха-ха… — как бы посмеялся пернатый, — я тоже, между прочим, мог бы поприкалываться над твоим внешним видом.