Лоис Макмастер Буджолд - Разделяющий нож - В пути. Горизонт

Совсем наоборот. Если бы Дар можно было сделать видимым, то их превратился бы в личный грозовой фронт вокруг голов.

Даг сказал нейтрально:

— Итак, как прошел ваш первый дозор на юге? — Они не могли найти Злого, сидячего или нет, или основное настроение было бы совсем другим.

— Не хочу говорить об этом, — сказал Ремо. — Бочка Аркади для купаний теплая?

— Этим утром была, — сказала Фаун. — Там есть кучка угля. Вы, наверное, можете подсыпать еще и нагреть.

— Отлично, — проворчал Ремо. — Часами об этом думал. — Он убрел через черный ход.

— Ну конечно, Ремо, конечно, ты можешь пойти первым, — заметил Барр беспечно вслед закрывшейся двери. Даг услышал, как Ремо протопал вниз по наружной лестнице. Барр плюхнулся на плетеный коврик перед очагом и зло уставился в потолок.

— Какая муха его укусила? — спросила Фаун в удивлении. Ее взгляд наткнулся на Барра: — А тебя?

Барр издал невнятное бурчание, если не предсмертный хрип, свидетельствующий о его нежелании общаться.

— Было ли твое э-э… ухаживание неудачным? — добродушно предположил Даг, вновь занимая стул. Он действительно не понимал, как у них могло не получиться. — И за которой ты ухаживал, кстати? Едва ли я мог бы сказать.

Фаун собрала иголки и уселась на мягкий стул напротив, но не начинала вновь вязать. Аркади положил перо и подпер рукой подбородок, пряча усмешку и бесстыдно слушая.

— Тавия, — вздохнул Барр. Он помахал рукой в воздухе. — Тавия, Тавия, Тавия. Такие мягкие волосы… И остальное ее, — оптимистично широкое движение руки перед грудью, — тоже все такое мягкое. Мужчина не порежется об ее кости, как у той ледяной блондинки, по которой Ремо пускает слюни, хоть это ему тоже ничего хорошего не приносит. — Его руки апатично улеглись на коврик.

— И в чем же неприятность всего этого?.. — подтолкнула Фаун.

— Тавии нравится Ремо. Почему? Почему? Мне она нравится гораздо больше, чем ему когда-нибудь будет. Спорю, я тоже сделал бы ее счастливой… Я ведь такой-всегда-улыбчивый парень. Ирония, ах, какая ирония.

— Предполагаю из этого, что Ремо, э-э, влюблен в Ниту? — спросил Даг.

— Не думаю, что она нашла бы его отталкивающим. — Он не был уверен, стоит ли спрашивать, влюблена Нита в Барра или нет. По-настоящему изобретательный дозорный с достаточно большим одеялом мог бы сделать что-нибудь с этим войском. Он решил не упоминать эту мысль. Не стоит шокировать молодежь.

— О, у него было с ней все хорошо сначала, а я был готов поймать Тавию, как только она отпрыгнет, и тут он сделал большую ошибку и рассказал Ните, кем ты был на самом деле.

— Даг Блуфилд Без Лагеря? Это не секрет.

— Нет, кем вы были раньше в Лутлии. Даг Волверин [4] Wolverine — росомаха. Такую «фамилию» носил шатер Каунео. Даг Росомаха смотрелось бы хорошо, но Волверин упоминался в предыдущем томе, да и другие «животные» фамилии здесь не переводятся, например Вейв Черная Черепаха (прим. перев.) из лагеря на озере Пиявки.

Желудок Дага сжался.

— О. Но ведь это было примерно поколение назад.

— Нита недавно вернулась из обмена, прожив два года в Лутлии, и полна всем этим. Ты знаешь, что они там до сих пор поют баллады о капитане Даге Волверине на Волчьей Войне?

— Одну балладу, — проворчал Даг. И то его это не заботило. Его жена Каунео должна быть героиней Волчьего Перевала, и ее братья, и сорок с лишним других. Даг был разве что выжившим.

Фаун, тревожно глянув на него, предложила:

— Ты не можешь стыдить народ за то, что они хотят петь песни, которые помогают им помнить их войну.

— Да, ну хорошо. Но я не хочу ее помнить. — Несмотря на то, что старые воспоминания перестали обжигать и всего лишь слабо болели; спасибо времени и Фаун за это. — Кроме того, эта баллада врет. Они режут правду, чтобы уложить ее в строчки. Учат не тем урокам.

Барр застонал с пола:

— Одна баллада? Да там пара дюжин! Целый цикл о Волчьей Войне. И Нита выучила каждую из них, чтоб им провалиться, пока была там. Она их все может спеть. И поет. И с тех пор, как Ремо проболтался о твоем прошлом имени, она не желает слышать от нас ничего, кроме историй о Даге.

Даг уже выдерживал одержимую молодежь, и не такую уж молодежь тоже, раз или два до этого; в лагере Хикори в итоге условились его не беспокоить, или возможно он просто стал слишком старым и скучным. Это всегда было неловким, но до сих пор все оставались в живых. Он мрачно вздохнул, пытаясь вспомнить свои методы взаимодействия с подобным. Они обычно включали в себя Громовержца, посылающего его в следующий дозор, пока все не уляжется. Этот метод здесь он, увы, применить не мог.