Роман Алёшин - Чему быть, того не миновать

Колючая, вечерняя метель настойчиво колотила в окна Линденбургского особняка Бертрамов. Снежная стихия явно хотела ворваться внутрь, дабы бросить вызов нашедшему прибежище в этом доме теплу. Ее величество зима далеко не первый месяц бросала в бой все свои силы, желая, чтобы все ныне живущие присягнули ей на верность, одев белое. Все близлежащие поля и тракты, замки и леса уже подчинились ее воле. Ледяная корка на большаках хрустела под колесами телег как старые, перемалываемые косточки. В особняке тем временем почти все отошли ко сну, говоря почти все, имеются в виду двое, — дворецкий и глава семьи. Не спали лишь Элеанор Бертрам и ее сын. Женщина за тридцать, с золотыми волосами и таким же сердцем. Половину своей жизни она ждала, ждала то самое сокровище, что сейчас лежало перед ней уютно зарывшись в одеяло. Будучи супругой Гидеона Бертрама, именитого полководца армии местного князя, Элеанор как никто другой ценила семейный уют. Было время Гидеон отсутствовал дома долгими месяцами, участвуя с военных кампания. Ждать его было не столько тяжело, сколь тягостно гадать, вернется ли он вообще и если да, не будет ли ранен? К счастью теперь все это позади. Изрядно напившись крови, земли Астэриоса взяли передышку от войн, как внутренних, так и внешних. Теперь Гидеон вынимал меч из ножен лишь за тем, чтобы почистить, да ощутить приятный вес в руке, руке еще способной совладать с клинком.

Элеанор находилась в комнате своего семилетнего сына Леона, читая ему одну из его любимых сказок на ночь. Сказка рассказывала о доблестном странствующем рыцаре, который чтобы спасти тяжело больного сына, отправился на сражение с легендарным драконом. Не желание стяжать славу или раздобыть несметные сокровища дракона манили его, как тысячи его предшественников, а лишь одна вещь — Фиал Грез, сосуд, обладающий великой силой, сосуд из которого по приданию пили сами Боги и видимо в разгар не очень трезвых трапез, случайно смахнувших его со своего стола на землю смертных. Испивший из фиала, мог исцелиться от любой хвори. Кое-кто поговаривал, что побывавшая в нем вода, способна даже воскрешать мертвых, но трепачи разносящие такие слухи гнались взашей, как и иные пустобрехи. Естественно Леон слышал эту сказку уже много раз, но его детское воображение будоражили образы описанные в ней, а ласковый и спокойный голос матери, оживлял события истории для него почти что наяву. Элеанор дочитывала последнюю главу.

Семь дней и семь ночей бесстрашный рыцарь Андре де Монбар сражался с драконом, облаченный в чешуйчатые доспехи из кожи редкой, двуглавой саламандры, укрывающие его от всепожирающего пламени грозного чудища, пока наконец оба они изнеможенные боем не прекратили сражение и дракон не спросил: «Отчего же ты заявился один? Без легиона оголтелых рыцарей, только и мечтающих, что завладеть моими сокровищами, — неужто алчен настолько, что желаешь всю славу и сокровища себе?». И рыцарь ответил: «Нет для меня иного сокровища в мире, кроме как моего сына! Лишь свет его жизни затмевает собой любое сияние любых гор золота!». Дракон заинтересовался таким ответом и между непримиримыми противниками завязался куда более спокойный разговор. Рыцарь изложил суть своего похода и ошеломленный то ли храбростью, то ли отчаяньем этого человека, дракон отдал Фиал, взяв с рыцаря слово чести, что он вернет его обратно, как только исцелит сына. На том они и расстались.

— Мама, а вернул ли рыцарь Андре дракону Фиал? — внезапно поинтересовался Леон, сам удивившись такому вопросу, который он не задавал ранее.

— Разумеется вернул, ведь он дал слово чести — рыцари не нарушают своих обетов.

— Когда я вырасту, я тоже буду честным и сильным странствующим рыцарем! — повторил Леон свою мечту, о которой он любил говорить всем и каждому, словно ее повторение приближало мальчика к ее исполнению.

— Несомненно, звезда моя. Ты будешь таким же великим, как и твоей отец.

— Мама, как ты думаешь, а хранит ли дракон этот Фиал до сих пор? — уже засыпая, интересовался Леон.

— Люди судачат о том, что Фиал Грез покоится в далекой, северной пустыне, в землях язычников, не признающих наших Богов и поклоняющихся иным. Ее называют Золотой Землей. — ласково и подробно ответила мать, хотя уже было непонятно, слышал Леон ее слова или нет, после изнурительного дня, который он провел за играми с сельскими мальчишками, засыпал он как котенок.

Пожалуй, правильным будет сказать о людях, коли именно с них и начинается повествование. В Линее люди за пределами собственной культуры были известны как «морты», что в переводе с альвийского языка, означало — умирающие или угасающие. Из четырех рас созданными Богами, морты были последними и самими неказистыми. Если верить альвийским летописям, то людей создало Божество мужского пола, именующее себя как Лар Вагот. У людей не было долголетия прочих рас — до пятидесяти лет доживали немногие, в то время как прочие расы жили сотни две-три, а альвы и вовсе отличались бессмертием. У мортов не было красоты, изящества и утонченного вкуса альвов. Не было у них и физической силы, а также роста омадов или атабов. Как не было и изобретательности тэрран или же способности дышать под водой как умели это шэбы. Это был во всем средний и ничем не примечательный, дикий народ, который на потеху прочих, старших рас, бегал в шкурах, жил в пещерах и плясал вокруг костра под бой барабанов. Едва ли отличая их от животных, альвы использовали мортов как рабов, а иные расы и вовсе игнорировали как игнорируют пролетевшую мимо муху. Так продолжалось достаточно долгое время, покуда стояла альвийская империя. Затем в империи произошел раскол и под смутой гражданских войн, когда брат пошел на брата, некогда единый народ альвов распался, образовав нынешнюю Триаду. Именно в то время внезапно все старшие, доселе высокомерные расы с ужасом для себя обнаружили, что эти самые морты заполонили всю Линею. Свои шкуры они сменили на латы, а палки и дубины, на мечи и луки. Будучи бессмертными и не думающими о времени, альвы сами не заметили, как увеличились в числе морты, назвавшие себя не иначе как — люди. Единой массой люди обрушились на обескровленных междоусобицами альвов, обратив в прах остатки их былой империи и вырвав главенствующую роль в мире Линеи. Так это и сохранилось по сей день.