Елена Белова - Ах ты... дракон!

Вещи нужны общине. Такой здесь закон — жестокий, но признанный всеми. С собой к богам человек может унести только то, что оговорил заранее. Или то, что отберут для похорон его друзья. Все остальное пойдет тем, кому нужно…

А Ринка, певунья и мастерица Ринка, завещания не оставляла. Она никогда не болела, она не думала, что заболеет…

Старшая девочка вытерла слезы.

— Платье.

— Такое красивое…

— Платье, — голос был чужим и хриплым. — И этот шарфик. Нам тут красоваться незачем, а Ринка… пусть уйдет к богам красивой. Она заслужила…

Выбранный наряд лег на стол. Старшая девушка осмотрела хижину: постель, откуда слышится хриплый клекот больного дыхания, еще две пустых, убогий стол, обмывочная лохань, спрятанная от взгляда больной за дверью… И невыносимый, тоскливый вой ветра за крохотным окошком…

— Ииите…

— Что это?

Непонятный звук вплелся в вой за окном, влетел в щели под дверью…

— Ииииите!

— Кто-то кричит!

— Снаружи? В бурю?! Не может…

— Выходиииииииииииииииииите! — тут же послышалось за дверью. — Помощь! Пришла помощь!

— Что?

— Выходите! Все выходите!

— Рехнулся? Ветер же! Прям как дубинкой бьет.

— Они пришлииииииииииииииии!

— Кто?

— Новичков доставили? Не время же…

— Нет.

— Выходите! Ребята, выходите!

— Нет новичков…

— Это не те…

— Все они одинакие. Твари.

— Нет… это совсем не те… Ты посмотри, Дарик! Ты как следует на них посмотри!

— Это… это же…

— Все выходите! — голос Митаса, самого юного из жителей поселка, дрогнул и сорвался. — Они пришли, слышите? Они все-таки пришли…

Поверить в это было трудно. Пережить крушение надежд и будущего, месяц за месяцем выживать в холодном соленом аду, перетерпеть столько потерь, столько боли и отчаяния! Смириться, наконец, с тем, что будущего больше нет, что все, что у тебя осталось — те несколько недель, месяцев или лет, пока холод, отравленный солью воздух или какая-нибудь хворь не дотянутся цепкими лапами и не загонят на кладбище.

На встречу с богами.

Хотя в этом маленьком поселке с большим кладбищем в богов давно уже никто не верил.

И в помощь и доброту со стороны — тоже. Почти.

Но сейчас-то, сейчас…

Они шли с восточного края поселка, и ветер дул им в спину, кружа в стылом воздухе пыль и песок пополам с горькой солью. И было их не пятеро, а куда больше, и разномастные теплые одежки ничуть не походили на прекрасные «покровы». И лица были у них самые обычные, без того сияющего ореола, про который вещали молитвословы. Но мальчишкам и девчонкам полумертвого поселка нежданные гости показались только что шагнувшими с небес! И грязноватая соль казалась сияющей оболочкой, и лица с одинаково-потрясенным выражением — самыми прекрасными в мире!

Они все-таки пришли.

Девчонка все же добралась, и они пришли…

И, кажется, не собираются просто развернуться и уйти…

Неужели их заберут отсюда? Неужели выжившие ребята еще увидят что-то, кроме серого камня и желто-бурых туч, перегоняемых с места на место злобно-неугомонным ветром? Неужели будет еще что-то, кроме сухих лепешек и порции вечно пересоленной каши? Неужели можно будет потрогать зеленые листья, вдохнуть аромат распустившегося цветка?

Неужели…

Поселок встал на дыбы. Распахивались окна. Появлялись и в шоке застывали на пороге тощие фигурки в буроватом бесформенном тряпье. Нерешительно тявкнула собачка, которую одна девчушка из последнего набора новичков ухитрилась притащить с собой и каким-то чудом выкормить, деля с ней свою порцию… Заворочалась на постели в полубреду больная Ринка. Зажала рукой рот, чтобы не вскрикнуть, ее подруга, так и сжимавшая в руке выбранное для похорон платье. Обессилено привалился к стене Тари, самый старый в этом поселке — ему уже было двадцать четыре. В этом солено-ледяном кошмаре он продержался семь лет. И сейчас, в этот момент, он почему-то больше всего был рад тому, что тряпка, замотавшая его лицо по самые глаза, скрывает мокрые щеки. Здесь только девочки могут позволить себе плакать, девочки и новички (сколько он в свое время утешил таких мальчиков и девочек… и у скольких постелей потом стоял, не в силах помочь, и скольких похоронил). Ему нельзя.

Но сейчас, вот сейчас, в эти несколько мгновений, он мог позволить себе слезы. Их все равно никто не увидит.

И все же поверили не сразу.

Только когда из группы пришедших вырвалась девчонка в длинной плотной юбке и теплом, ловко скроенном полушубке — та самая, их девчонка, которая неделю назад на свой страх и риск ушла в Шаг.