Если кто-то думает, что я побежал на кухню, повязал фартук и рьяно взялся исправлять ошибки трактирного убийцы продуктов, то он ошибается с особой жестокостью. Во-первых, мне лень, а во-вторых, все уже оплачено и вряд ли хозяин, уже просчитавший прибыль, спокойно вычтет из нее стоимость новой партии продуктов, которую с поклоном предоставит пришлому мальчишке, чтобы тот приготовил взамен испорченного варева нечто съедобное.
Если кто-то думает, что я рванул закатывать скандалы с истериками, битьем посуды и наглых морд хозяина, повара и заодно подавальщицы, то ошибается… просто ошибается. Я сделал проще и надежнее. Во-первых, потому что лень, а во-вторых, потому что нет у меня веса ни в физической массе, ни в моральной. Короче говоря, с битьем портретов получится, с авторитетом — нет. Кто меня будет слушать? Мне-то может и дадут потом что-нибудь съедобное, а моей артели? А другим возчикам? Я сделал проще. Натянул налицо образ бледной немочи, включил в глазах вселенскую тоску-печаль и принял соответствующую позу — левая рука бессильно опустилась вниз, правая упирается в лоб, а в пальцах расслаблено, вот-вот упадет, висит ложка. Якобы, подобное размазывание белой каши по чистому столу для меня дело насквозь обычное, а чахнуть над завтраком — занятие с младенчества привычное. Эвон жирком ни на гран не обзавелся. Таких личностей в светских салонах экзальтированные дамы, томно вздыхая, называют меланхолическими юношами, восторгаются интересным цветом лица (больным и бледным), ждут от них усталости от жизни, трагических историй любви, стихов предельно туманного содержания и собачьего подвывания при гнусавом прочтении. В деревнях, напротив, о них говорят проще и гораздо точнее — худобушка. Жалеют, вздыхают и стараются особо работай не нагружать, ибо переломится убогий, а вроде человек.
Дождавшись появления за столом части возчиков нашей артели, особо голодных или неспособных более после вчерашнего вливания принимать реальность без поправочной дозы алкоголя, сначала убедился в том, что им подали то же, что и мне, затем предупредил, чтобы не вздумали съедать, тихо выскользнул из-за стола и побежал в гостиницу, где остановились офицеры. Благо недалеко.
Гном на мой вежливый стук сначала кулаком, потом ногами, открыл довольно быстро. Минут через пять. Ругательства складывать в замысловатые конструкции он начал загодя и к моменту открытия двери уже и сам запутался в сложносочиненных предложениях, причастных, деепричастных и совсем непричастных оборотах. После потери партии персонального пива его глаза теперь постоянно пылают красным пламенем. Горят неугасимым огнем неутоленной жажды убийства, и не просто убийства, а уничтожения с особой жестокостью. Дескать, дать бы кому-нибудь по голове ледорубом… или киркой… или молотом… или просто кулаком в морду. Не выспавшийся, растрепанный и злой.
Шахтиштрек, набычившись, встал на пороге. Он та-а-ак глызом зыркнул, что я прямо воочию увидел, как демоны в бешеном темпе, не жалея сил, подбрасывают уголька в ревущую от жара топку его ярости.
Это же как раз то, что мне и надо!
— Посмотрите, как вас обманывают! — кликушески возопил я, не дав гному прорычать любимое ругательство. — Это унижение галсорской короны! Это наглый грабеж средств, вверенных вам, честнейшему из честнейших гномов, его величеством! Что о вас скажут разумные от западного океана до восточного моря?! От северных снегов до южной пустыни?! Я-то знаю! И все мы знаем! Я не про то, что скажут, а про то, как вы радеете о благе самого последнего кашевара в караване, доверенном самим его величеством своему преданнейшему слуге!
Ключевые слова: «обман» и «грабеж», — тут же перенаправили ярость гнома в нужное русло.
— В чем дело?! — рявкнул он.
— В-вот! — с нажимом произнес я, излил гному в глаза океан грусти и тоски, затем жестом театрального трагика, вручающего цветы злобному критику, обожающему комедию, сунул ему под нос плошку с г… «завтраком».
— Эт-т-то что-о-о-о?! — отшатнувшись, взревел наш начальник снабжения, вчера честно оплативший приличное питание для всех на три дня.
— Это, уважаемый, завтрак ваших подопечных! Кто увидит обязательно подумает — галсорская корона жалится даже медяшку дать на прокорм своих возчиков, честно исполняющих свой долг перед государем.
— Стой здесь! — палец гнома, словно рапира точно нацелился на мою сердце (поразить меня захотел?). — Никуда не уходи!
Как было велено, встал и стою.
Читать дальше