Елена Тыртышникова - Поле под репу

Сладкоежка говорил быстро и много, зато повторялся и устраивал настоящие, яркие представления, которыми вообще мог ограничиться — и без слов всё становилось предельно ясным. Соседки по телеге общались односложными предложениями; Пятиглазый и охранники приказывали, что логично не нуждалось в двояком толковании — не интриги же при императорском дворе. С остальными Дуня не пересекалась.

Б о льшую часть дня Дуня проводила не в кибитке, а на своих двоих — Сладкоежка, как только ему освободили ноги, на месте усидеть не мог, а девушка всюду следовала за ним. Как ни странно, пареньку это даже нравилось, хотя без казусов и не обошлось.

Ходить, особенно после того, как Дуня подколола подол юбки и завернулась в тёплую и вроде бы чистую шаль из ведьминых запасов, оказалось куда приятнее, чем трястись в повозке. После перехода власти к «кумиру» от пеших не требовалось чрезмерных физических усилий, к бревну не привязывали, а женщины всегда имели право передохнуть в кибитке, правда, слезали и залезали в телегу на ходу.

Ещё в холмах, когда пленники обнаружили, что из пут на них только кожаные браслеты, соединённые длинным ремешком, и ошейники, Дуня и Сладкоежка попытались сбежать. На этот раз зачинщиком был подросток. Как и в первую ночь, ничего не получилось — только Сладкоежка определился с моментом, тронул девушку за локоток и кивнул в сторону, как в голове взорвались тысячи бомб, словно в гости заскочили все прежде испытанные мигрени, а желудок зарезало хроническим гастритом. Дуня упала, не зная, какая часть тела ей дороже, чтобы поскорее зажать ту руками. Рядом корчился в судорогах Сладкоежка.

Пытка кончилась столь же неожиданно, как началась. Беглецы поднялись, отряхнулись и побрели за отрядом. Приотстали, когда осознали, что организм нуждается в более тщательном и бережном к себе отношении. Затем догнали основную группу. Боль не возвращалась, разве что в животе возмущённо булькало до вечера. Сладкоежка вновь прошептал то слово, которое бросил в кибитке, когда не сумел развязать Дуню — магия, теперь-то девушка не сомневалась в значении. Потом друг кинул злой взгляд на бледного возничего и что-то буркнул ещё. Звуки были сходными. Маг.

Пятиглазый и бровью не повёл, даже не наказал сверх уже полученного.

На героизм Дуню больше не тянуло — чересчур неприятные у него последствия. В какое-то мгновение девушка не то что перестала размышлять о свободе, бедняжка о ней не мечтала! В оправдание Дуни можно было сказать лишь одно: она не смирилась — она забыла, что стала рабом. Оковы, похожие на украшение, не тяготили. Ноги шли, куда хотели, а руки трогали, что желали. Сладкоежка, всегда готовый общаться, говорил, смеялся, объяснял и никуда надолго не пропадал. Мужчины и женщины не обижали. Погода не раздражала — ветер уже не беспокоил, тучи дождями не делились. Пахло травой, людьми, лошадьми да на привалах костром и едой. Идиллия. Экзотическая экскурсия. А то, что котелки по вечерам надо драить и деревянные тарелки мыть, так ведь и Дуне за кормёжку платить чем-то надо.

Заволновалась девушка, когда отряд выполз на дорогу. Мир разительно переменился, в нём прибавилось красок и персонажей. И персонажи эти зачастую настолько не нравились Дуне, что та грустно смотрела на руки. Она была всего лишь товаром… Но в пути, вне деревушек ей вновь казалось, что всё хорошо, и плетёный ошейник не сдавливал горло.

— Янепонимаю?

— Мм-м? — Дуня привычно откликнулась на новое имя.

— Янепонимаю, — Сладкоежка серьёзно посмотрел на подругу.

Кажется, он хотел поговорить о важных вещах, хотя девушка полагала, что он попросту увёл её в сторонку от того, чего не следует видеть — «кумир», похоже, промышлял не только рабами. В последней деревушке, даже хуторке на три больших дома с пристройками и колодцем, к компании присоединилась ещё одна телега, явно груженная чем-то тяжёлым и имевшая своих конных охранников. Сейчас же, остановившись на непривычный дневной привал в придорожной рощице, б о льшая часть отряда наблюдала, как стражники таскали из телеги-кареты ящики в пришлый воз. Рядом с возом околачивались личности довольно-таки зверской наружности — все как на подбор одноглазые, с рваными мочками и вывороченными ноздрями. Дуню от такого зрелища чуть не стошнило.

— Это… — Сладкоежка начал объяснять, но плюнул, наверное, посчитав, что не справится. — Янепонимаю, я о другом.

Дуня нахмурилась. Подросток терпеливо ждал, когда подопечная разберёт его слова.