Дмитрий Колотилин - Шахматы Богов

Юноша спрыгнул и пошел прочь к большой двери, статуи у выхода зашевелились — шесть каменных големов, похожих на различных существ, двинулись на Нерожденного. В руках они держали тяжеленые топоры, которые не способен поднять ни один человек. Ближайший голем взмахнул — громоздкость и неповоротливость каменных истуканов была обманчивой. Юноша еле-еле уклонялся от веера ударов, искры высекались, и куски камня откалывались от ударов о пол. Силы уходили, Нерожденный отпрыгнул из последних сил на приличное расстояние, давшее ему возможность. Он произвел несколько пассов руками, складывая их в жесты — мощный огненный шар возник между големами и превратил их в пепел, пол оплавился. Юноша упал на колени, из носа и рта брызнула кровь, руки дрожали. Боль овладела всем телом, но Нерожденный попытался встать и сквозь все вспышки боли его предательского сейчас тела побрел к выходу…

…Он стоял посреди бескрайнего зала, растрескавшийся пол темного камня, стены казались одновременно близкими и в то же время недосягаемыми, потолок растворялся во мраке. В покрытой рисунками правой руке двуручный фламберг. Черное волнообразное лезвие которого испещрено знаками, играющими зеленоватыми отблесками в черном пламени, вырывающемся из плоти меча. Пульсирующая жизнь внутри меча, жизнь, несущая смерть, лишающую послесмертия. Черные изорванные одеяния, под которыми черные пластины испещренных царапинами доспехов. Уродливая левая рука, покрытая ороговевшими наростами, сияющими алым. Он более не был самим собой — нечто другое, сильное и пугающее тех, кто был там во мраке. Он будто бы вечность неподвижно стоял, время словно и не текло для него, отстраняясь при всем своем всесилии.

Раздался гул, все содрогнулось, пол и недосягаемые стены исчезли во мраке, все померкло. Рука сдавила эфес, огромные когти пронеслись рядом, утробный тошнотворный рев раздался на смертельной близости. Пылающий росчерк во тьме, и туша упала рядом, потекла зловонная жижа из раны. Второй взмах остановил такую же тварь. Ни единого лишнего движения, меч послушно рассекал любую сущность, питаясь ей, воздух стремился избежать лезвия, мрак отстранялся. Твари выскакивали из мрака, лишенные страха, и сразу падали на гору туш, дергаясь в последних агониях боли — меч вырывал лишенную разума сущность, впитывая ее силу и источая черное пламя с каждым разом все сильнее и сильнее.

Тварей с каждым мгновением становилось все больше. Но он просто размахивал мечом, создавая вокруг себя вихрь из смертного пламени и брызг жижи. Внезапно твари нахлынули огромной волной, накрывшей смертный вихрь и похоронившей его под собой. Мгновение — очищающее пламя вырвалось из-под горы тварей, испепеляя все, алый свет озарил пустоту, разрушая царство мрака.

Нерожденный очнулся, лежа на холодной земле. Левая рука сильно болела, будто бы внутри ее что-то чуждое пыталось вырваться наружу, сосуды пульсировали, мышцы сводило. Он взглянул на руки, те были прежними, но все, что привиделось, было настолько явным, что даже тело давало понять о реальности пережитого.

Вскоре пришло осознание того, что он не был в привычной для него каморке. Он поднял голову и увидел, что находился внутри какой-то старой сколоченной из подгнивших досок коморке, вокруг валялись какие-то предметы, названия которым он вроде бы и знал, но никогда прежде не видел. Снаружи доносились звуки, голоса, сквозь цели меж досок пробивался свет.

Нерожденный продолжал сидеть и вслушиваться, пытаясь понять, где он оказался. Выглянуть наружу ему почему-то казалось сверх сложной задачей. Доносящиеся голоса его пугали больше, чем рев самого страшного существа, с которым приходилось сражаться. Вдруг ноздри его расширились, и юноша жадно стал вдыхать долетевший до него запах. Живот заурчал, глаза расширились. Голод, животный голод заставил вскочить и прислониться к большой щели, ноздри жадно вдыхали воздух, слюна пробилась сквозь губы.

Он почувствовал себя очень голодным, как будто бы никогда не ел. А запах, которого он никогда не ощущал, заставлял действовать. Нерожденный выскочил из коморки и оказался на небольшом переулке между невысоких домов. Ноздри вдохнули, и он быстро пошел вперед, туда, где было больше света, и ходили люди.

Народ, безучастно стремившийся по своим делам, внезапно остановился и с изумлением мгновения смотрел на вышедшего из переулка грязного юношу лет 16 в лохмотьях, ни сколько не скрывающих его наготу. Дружный смех раздался вокруг, пальцы указывали на безумного, коим посчитали мечущегося и не обращающего на них внимания юнца. Он быстро пошел по улице в сторону лавок. Народ дружным смехом провожал его, к дружной хохме присоединялись новые, завидевшие голого юнца, некоторые бабенки и девушки торопели, охали, пара даже грохнулись на зады, смеша еще сильнее толпу.