Дмитрий Емец - Шныр. Седло для дракона

Рузя подошел полюбопытствовать, какая картошка выросла у носа. Оказалось, что картошку нос вырастил неважную. Видимо, его отвлекала игра в нарды. Наконец хорошая картошка была найдена – у пожилой молдаванки. Рузя сразу понял, что картошка хорошая, но все же придирчиво поскреб ее ногтем и стал охать:

– Жена заругает, что слишком дорого, но давайте еще морковь, кабачки и помидоры! Тот крайний уберите! Мы с ним друг другу не понравились! А лук у вас мягкий!

Лук у молдаванки был правда мягковатый, и, видимо поэтому, посмотрев на Рузю с уважением, она перестала подсовывать ему порченые овощи. Даже забрала одну гнилую морковь, которую ей удалось подложить чуть раньше.

Рузя заполнил рюкзак и приготовился расплачиваться.

– Можно заглянуть в список? – плеснув серебром зубов, спросила молдаванка.

Рузя поспешно прижал бумажку к груди:

– Нельзя! Жена не велела, чтобы в него кто-то заглядывал! Тут много личного!

– У тебя нет жены! И бумажка у тебя – схема метро! – раздраженно сказала Наста, когда они отошли. Ей опять хотелось двинуть Рузю костылем по голове. Но одновременно она им и восхищалась, и не узнавала его. Толстенький, бодрый, с рюкзачком, Рузя выглядел как самый хозяйственный супруг самой счастливой жены.

Рузя вздохнул. Теперь, когда все продукты были уже куплены, он на глазах становился пингвинчиком. Геройски напружиненная грудь сползала куда-то вниз, лопатки начинали торчать, голова накренялась, словно высматривая что-то под ногами.

– Ну нету у меня жены, да! Но кто знает: вдруг ты согласишься когда-нибудь? – пробурчал Рузя так тихо и невнятно, будто ему приходилось говорить сквозь три ложки каши.

Наста зажала один из костылей под мышкой и, высвободив руку, притянула к себе Рузю за затылок:

– Рузя, ты бредишь? Ну-ка посмотри на меня! Жара нет?

Рузя пугливо замотал головой.

– А горло не болит? Ну-ка открой рот! Скажи «а»!

– А-а-а! – заорал Рузя, которого Наста больно ущипнула за ухо.

– Спасибо! Так громко не надо! А что у тебя на этом зубе? Кариес?

– Он совсем не болит! – поспешно сказал Рузя.

– Кариес и не должен болеть! Он не болит – он подтачивает! А ну-ка тащи плоскогубцы!

Плоскогубцы Рузя тащить не стал, но, оберегая свой заветный кариес, рот теперь держал закрытым. Покинув автобусную площадь, они дошли до автобазы, мимо которой к ШНыру вела короткая полевая дорога.

– Бейте меня сорок человек! – запричитал вдруг Рузя, хлопнув себя по лбу. – Я не купил майонез!

– Майонез – это ерунда!

– Для тебя ерунда, а для Суповны нет. Она и за куриный кубик убьет, если он в списке был! Подождешь меня? Я быстро! – сказал Рузя и рысцой потрюхал на площадь.

Наста осталась ждать его у забора, из-за которого, просовывая морды, на нее хрипло и страшно лаяли три огромные собаки. Чем Наста им не угодила и перед кем они выслуживались, было неизвестно, но лаяли псы с такой яростью, словно Наста собиралась украсть и забор, и автобазу, и здоровенную, с двухэтажный дом, кучу тырсы – и все это унести в карманах, а они, собаки, этот злодейский план раскусили и доносили о нем начальству.

Наста не выдержала и, уверенная, что за забор собакам не выбраться, начала их дразнить.

– Ой, боюсь! Ой, боюсь! Ой, что со мной бедной будет! – восклицала она, размахивая костылем.

Псы, гневно прыгавшие лапами на забор, вдруг затихли и как будто исчезли.

«Ага! Успокоились!» – подумала Наста, но вдруг обнаружила, что бетонный забор, на который она так надеялась, совсем не сплошной. Метров через сто – здоровенный пролом от двух рухнувших секций.

– Мама! – позвала Наста тихо. Однако мама, жившая в городе Туле, не отозвалась. Наста стала нашаривать сумку со шнеппером, но вспомнила, что сумка осталась в ШНыре. Нерпи с собой тоже не было.

Собаки уже показались из пролома и, опережая друг друга, неслись к ней. Наста видела черную с подпалом морду первого пса – хорошего такого кабанчика, в челюстях которого угадывалось не шапочное знакомство его бабушки с собакой бойцовой породы.

– Вот я вас! Только суньтесь! – вопила Наста, пытаясь удержаться на одном костыле и размахнуться другим.

Шагов за десять несущиеся собаки начали как-то странно замедляться. Одни вроде бы и бежали, но расстояние почему-то не сокращалось. Шерсть на загривке у кабанчика поднялась дыбом. Он припал к земле и зарычал. Одновременно с этим последняя из собак издала тихий звук «у-у-у!» и, поджав хвост, понеслась обратно на базу. Вторая собака заспешила за ней. В том, как она поджимала хвост и часто оглядывалась на бегу, ощущался смертельный ужас. Оставшийся в одиночестве, кабанчик зарычал и последовал за своей удравшей армией. Вид у него был негодующий. Он убегал и одновременно возмущенно взлаивал, точно кричал: «Трусы! Это из-за вас мы проиграли сражение!»